Петр Заспа: Волчий камень

— Все равно получается абсурд. Даже я знаю, что первые люди появились около пятидесяти тысяч лет назад. Но тогда Созидатели еще имели форму земноводных и делали из дикарей себе подобных, а гораздо раньше, миллионы лет до этого, они уже имели совершенный бестелесный облик?

— Гюнтер, для них время не является чем-то непреодолимым и постоянным. Они могут передвигаться в нем, как мы передвигаемся по городам. В зависимости от своих потребностей.

— Отто, ты начал говорить, как канцелярский бухгалтер. Что ни слово, то клише или шаблоны.

— Да, почему-то рождаются официальные фразы, будто читаю документы. Самому не нравится.

— Когда я пытался задавать им вопросы, то видел лицо Лоренца. Его исчезновение имеет к ним какое-то отношение?

— Да.

— Что с ним?

— Он погиб.

— Они его…

— Нет. Мы.

— Мы… Да я его не видел с тех пор, как он исчез с лодки!

— Взрыв парохода заставил работать станцию наблюдения, или что-то в этом роде, в чрезвычайном режиме, отбросив во времени себя вместе с нами. Она излучала вокруг волны энергии. И оказавшийся рядом Лоренц попал под ее воздействие. В нем запустился процесс мутации, такой же, как и тот, который делал из дикарей сверхсуществ. Но тогда все происходило под контролем Созидателей. А Лоренц опоздал, и все пошло по непредсказуемому сценарию. Он даже как-то умудрился найти заброшенный шурф изменения и сумел завершить начатую мутацию, но было уже поздно. Он уже был им не нужен.

— Многие твои слова мне непонятны, они как японские иероглифы. Хотя в общих чертах я понял. Непонятно только — при чем здесь мы?

— Лоренц искал их. Он вернулся туда, откуда все началось. Наверное, он бы и сам потихоньку угас в своем одиночестве, но мы ускорили ему этот процесс, сбросив сверху торпеду.

— Отто, ты как сундук с ключами от всех тайн и загадок. Может, тогда скажешь, куда исчез Клаус?

— Нет, не знаю. Пауль сказал же, что была драка.

— Он рассказал, что все было не так, как говорил губернатор, но это не дает ответа — куда он исчез.

Гюнтер вдруг почувствовал, что дышать становится тяжелее. Он с тревогой посмотрел на Отто:

— Ты чувствуешь?

— Да! Они хотят, чтобы мы вернулись в лодку. Нужно срочно вернуть экипаж!

И, не дождавшись, когда командир отдаст приказ, старший помощник бросился вдоль лодки, криками возвращая всех назад.

Через несколько минут люк с лязгом захлопнулся, и Гюнтер поспешил закрутить винт.

— Что дальше?

— Не знаю, — ответил Отто. — Прием окончен. У меня в голове пустота.

На этот раз все было иначе. Не было взрывов, потрясающих лодку до последнего болта. Не летали в кубриках ботинки вперемешку с матросами. Палуба вдруг снова стала палубой, а стена в каюте — стеной, и раздавленный портрет Карла Денница поднялся на уровень глаз.

— Что? Опять! — крикнул, не сумев устоять на ногах, Герберт.

Гюнтер удержался на ногах и, переступив через упавшего второго помощника, прильнул к перископу. И, уже не зная, радоваться или удивляться, произнес, не отрывая глаз от искрящейся вокруг пустынной синевы:

— Мы снова в море.

Ворвавшийся воздух наполнил центральный пост запахом соли и свежести. Гюнтер выбрался на мостик и обвел биноклем горизонт, еще раз удостоверившись, что вокруг на несколько миль нет ни единой точки. Судя по повисшему у самого моря солнцу и прохладному, еле ощутимому ветру, сейчас было раннее утро. Оно напомнило Гюнтеру то утро, с которого все и началось. Такой же штиль и застывшее, как гладь пруда, море. И тишина такая, что было слышно, как кто-то поднимается вверх по трапу.

Гюнтер даже посмотрел повнимательнее по курсу — не возникнет ли сейчас на горизонте американский пароход?

Рядом появился Отто.

— Сколько сейчас на хронометре? — спросил его Гюнтер. — Хочу попробовать снять место.

— И пробовать не стоит. Уверен, что мы все там же. В пространстве нас не двигают ни на метр, вопрос в том, где мы сейчас по времени.

— Удивительно похоже на то роковое утро. Тебе не кажется?

— Да. Я еще тогда поразился. Обычно Мексиканский залив неспокойный, а в тот день все будто застыло. Теперь бы определить, какой сейчас год. Или хотя бы столетие?

— Лучше всего это можно сделать, осматривая побережье. Пойдем к берегам Америки или вернемся назад и пройдем вдоль берегов Кубы.

— Вдоль островов лучше. Там жизнь, как на ладони, и не упрятана в глубь материка.

Винты за кормой ожили и, взбивая пену на застывшей глади, потащили лодку на восток, навстречу поднимающемуся солнцу. К накалившемуся на солнце ограждению мостика невозможно было прикоснуться, чтобы не обжечь руку. Старший на вахте Герберт сел на нагретые доски палубы и, свесив на грудь голову, сначала прислушивался к ленивой болтовне разомлевших на жаре матросов, затем задумался над невероятными приключениями, выпавшими команде, и, не заметив как, задремал. Разбудил его истошный крик у самого уха: