Андрей Величко: Фагоцит разбушевался

В начале дороги до дома Антонов донимал меня комментариями к беседе с генсеком.

- Ни за что бы не поверил, если бы сам не видел твоими глазами - Леня Брежнев в роли начинающего антисоветчика! Охренеть и не встать. Вы, значит, теперь два сапога пара. Тут впору самого Маяковского вспомнить и слегка подправить - типа «ну, бл...ь, вам общим памятником будет растоптанный в грязи социализм».

- Да успокойся ты! Никто твой социализм топтать не собирается - ни я, ни тем более Леня.

- Он скорее твой, чем мой, я-то давно при капитализме живу. Привык уже.

- Тогда тем более, я что, дурной - топтать свою же собственную вещь? Лучше поднять, отряхнуть и положить в укромное место, авось когда и пригодится.

Мы уже ехали по кольцевой, но тут плавное течение нашей беседы было нарушено. Не сказать чтобы грубо, скорее наоборот - приятно для глаза. Во всяком случае, именно так выглядела обтянутая фирменными джинсами женская попка, выглядывающая из-за приткнувшейся на обочине «Явы» без заднего колеса.

- Куда летишь?!- завопил Антонов. - Тормози, Шумахер!

- Да не суетись ты, мне тоже интересно.

Я быстро сдал задом, а дама... да нет, скорее девушка поднялась с четверенек. Антонов мысленно облизнулся - выглядела она на пять баллов. Не как Вера, конечно, но все равно очень неплохо. К тому же у нее был совершенно импортный вид - даже в большей степени, чем у Антонова, когда он начинал охмурять рыбную принцессу.

- Можно, начну я? - спросил он и, дождавшись подтверждения, галантно осведомился:

- Хау кен ай хэлп ю, бьютифул лэйди?

- С чего ты взял, что она знает английский? - удивился я.

- А что, по ней не видно? - отмахнулся он, продолжая треп на том же языке. И, между прочим, получая ответы на нем же.

Оказалось, что девушка проколола заднее колесо. Снять она его сняла, а сейчас пыталась разбортовать покрышку, но пока безуспешно. Хотя какие тут могут быть трудности, я совершенно не понимал. Ладно бы у нее стояла восходовская резина, которую, действительно, бортовать довольно трудно - так нет, мягкий фирменный «Барум». Его при некоторой тренировке вообще можно снимать и ставить без монтировки.

- Ну ты даешь! - усмехнулся Антонов, не прекращая болтовни. - А как же иначе с тобой можно естественным образом, не вызывая подозрений, познакомиться? Она же не знала, что ты такой однолюб - но ничего, кроме тебя, тут есть еще и я. II чего стоишь, вытащи ты ей камеру, наконец! Работы-то на пару минут, не больше. Но лучше не торопись, а то я и поговорить толком не успею, как все будет сделано.

В общем. когда заклеенная камера была возращена под покрышку, а колесо накачано и установлено на мотоцикл, Антонов уже успел капитально обаять девушку. Хотя, насколько я понял, процесс тут был обоюдный.

Наша новая знакомая оказалась француженкой русского происхождения, приехавшей в Союз по программе культурного обмена. Звали ее Нинель Обермейстер.

- Оригинальная фамилия для русской француженки, - мысленно усмехнулся я.

- Да врет она! - уверенно заявил Антонов. - Английский ей родной, так что вопрос тут стоит просто - МИ-6 или ЦРУ?

- Когда это ты на слух научился определять, какой язык кому родной?

- А я и не умею. Слушать надо было, о чем мы говорили. Я ее прямо спросил, англичанка она или американка. Она ответила - француженка, и соврала. Ты что, сам не можешь определить, когда тебе врут, а когда говорят правду? А у меня это последнее время получается даже лучше, чем у тебя.

- М-да... и ты, старый бабник, еще небось надеешься на взаимность?

- Неужели ты думаешь, что мои надежды беспочвенны? Честно скажу, меня такое недоверие даже слегка обижает.

- В том-то и дело, что нет.

Я помолчал и злорадно добавил:

- Но сначала будь добр получить разрешение у Семичастного. А потом - у Веры. Оба в письменном виде. И только после этого можешь начинать предаваться разврату с агентессами мирового империализма, причем ни в коем случае не забывая о презервативах.

- Ну, Володя-то точно против не будет, - расцвел Антонов, - а с Верой я уже договорился, причем довольно давно.

- Когда успел, сволочь? - охренел я.

- Когда ты меня с ней познакомил. Она посочувствовала моему глубокому и беспросветному одиночеству и разрешила иногда его нарушать здесь. Думаешь, зря я так старательно потер все твои воспоминания о том разговоре?