Андрей Семенов - Иное решение

Начальник ГРУ отчетливо понял значение этого соглашения. Отныне вся мировая политика круто меняла свое направление, и горе было тому, будь то отдельные лица или целые государства, кто рискнул бы противостоять воле Сталина и Черчилля. Несколько дней назад Сталин определил порядок мироустройства и сам ход мировой истории на ближайшие сто, а может, и двести лет. Таким образом, все хлопоты Головина, все его комбинации по наведению мостов между СССР и Германией превратились в пиковый интерес.

«Жаль, – размышлял Головин. – Хорошая игра могла получиться. Сырьевые ресурсы Советского Союза, помноженные на немецкие технологии, сулили неплохие перспективы. Немцы зажали бы англичан на острове и, истощив их блокадой, повели бы дело к капитуляции Соединенного Королевства, а мы бы тем временем через Иран и Афганистан стали бы их выдавливать с Ближнего Востока, В Иране уже стоят наши войска. Можно было бы постепенно распространить свою экспансию на весь район Персидского залива. Жаль, что не советуются с нами вожди».

Генерал улыбнулся своей мысли. Он представил, как вызывает его товарищ Сталин, он твердым шагом проходит через просторную приемную, в которой ждут своей очереди наркомы и маршалы. На их лицах заметно кислое неудовольствие, дела государственной важности ждут своего решения, а тут – какой-то генерал! Но он не обращает на них никакого внимания и проходит в открытую Поскребышевым дверь кабинета вождя.

«А что, товарищ Головин, – спросил бы его своим глуховатым голосом Сталин, медленно растягивая слова. – Каково ваше мнение относительно положения Советского Союза на международной арене? Как вы считаете, с кем нам заключать союз, в каком направлении следует двигаться?»

И Головин тогда с легким сердцем, сгорая от рвения, подробно доложил бы Верховному Главнокомандующему о своих наработках в Стокгольме. Но не судьба…

Верховные принимают решения, не советуясь со смертными.

Головин обратил внимание, что за окном, на карнизе весело воркуют голуби, радуясь теплу и весеннему солнышку. Он встал и, боясь спугнуть, осторожно подошел к окну. Вот они. Только руку протяни. Глупые, никчемные птицы. Даже супу из них толком не сваришь.

«Голуби вы мои сизые, – теперь Головин думал о Коле и Штейне. – Что ж мне с вами делать? – Он раскрошил по случаю завалявшийся батон и стал сыпать крошки через форточку голубям. – Нельзя вас так просто оставлять. Слишком много вы знаете, голуби. И Валленштейна – нельзя. Помимо того что он швед, он еще и журналист. Писака. Ну как раздует кадило, опубликует в какой-нибудь западной газетке свои воспоминания и свои комментарии. Пора закрывать лавочку. А есть иные варианты? Есть. Прийти самому в СМЕРШ и доложить генералу Аббакумову, мол, так и так, товарищ генерал, некто Штейн готовил за вашей спиной и за спиной Верховного Главнокомандующего государственную измену. А как назвать это иначе? Нет иного названия. Если бы дельце выгорело, то ходил бы он сейчас в героях с повышением в звании. А так… Жаль, конечно, Олега Николаевича. Толковый был разведчик. И мордвиненка этого, Саранцева-Осипова, тоже жаль. А что делать? Себя жальче всех. Лес рубят – щепки летят. На фронтах сейчас вон сколько народа гибнет. Двумя больше, двумя меньше… Гули-гули-гули-гули».

«Мершанту.

Работы по контракту свернуть. Посредника дезавуировать. Немедленно возвращайтесь вместе с Саранцевым домой.

Глобус».

В этот же день и почти одновременно с Головиным, но за тысячи километров от него, эта же новость привела в волнение другого человека. Он ходил в раздумьях по своему кабинету, который, надо признать, был гораздо больше и просторней головинского. В Берлине, в самом сердце Рейха он, рейхсфюрер СС, не чувствовал себя спокойно. От лица его отлила кровь, и конопушки были почти незаметны. Он то снимал свое пенсне, постукивая им по ладони, то водружал его обратно на положенное место. Он взвешивал сложившуюся ситуацию.

Гиммлер узнал об этом договоре по своим служебным каналам. Усугубляло огорчение то, что с почтой из министерства пропаганды пришел стенографический отчет о вчерашних радиопередачах вражеских радиостанций. Все они, как сговорившись, подняли такой истошный вой и гвалт по поводу заключения этого союза, будто ведьмы разгулялись на шабаше у сатаны.

А ведь фюрер считал этот союз невозможным!

Исходя из этого его убеждения строились политические расчеты и велось военное строительство. Ох как нелегко придется теперь Германии!