Виктор Гвор - Учитель

— Сейчас.

Вдвоем они поднимают карапуза. Высоко поднимают. Подхватываю его под мышки и вытаскиваю наружу. Дальше легче, захватить оставшихся за поднятые вверх руки не составляет сложности.

Разглядываю детей, одновременно изготавливая из занавесок сбрую для переноски. Девочка и принц такие же, как в памяти десятника. И мальчишка, ровесник Арты. Гибкий, худой, я бы даже сказал — поджарый. Явно не книжки читал всю свою короткую жизнь. Уже успел запалить светильник и теперь с интересом рассматривает меня. Без малейшего страха, скорее с удивлением. Арта тоже не выглядит слишком испуганной. А арвинтский принц, вообще, с разочарованием произносит:

— И никакой ты не страшный. Ты добрый!

Я не успеваю ответить. Инициативу в свои руки берет старший пацан:

— Что ты сделал с Урланом и его людьми?

— Напугал маленько. Тебя зовут как?

— Тикша. Собак тоже напугал? — он внимательно осматривает двор из дверного проема.

— Тоже. У тебя какие планы, Тикша. Мы уходим из города.

— С собой возьмете? — спрашивает он. — Я не хочу встречаться с Темным, после того, как его ТАК напугали.

— Возьмем. Если будешь слушаться.

— Заметано! Далеко уйдем?

— Сегодня — миль за сто.

Тикша присвистывает.

— Не слАбо! Там меня Урлан точно не достанет. И на чем мы поедем с такой скоростью? Чего-то я лошадей не вижу.

— На мне. Лошади там не пройдут.

— Ты нас всех потащишь? Не фигово! Только из города так не выбраться. Засекут. Не бертаймцы, так люди гильдии. Есть другой путь.

В памяти всплывает выуженная из мозгов Юшмана поговорка: «устами младенца глаголет истина». Мальчик, конечно, не представляет на что я способен, зато знает обстановку в городе. Не послушать его — глупость. А вот если он готовит нам неприятности, то мои, неизвестные ему, возможности придутся очень кстати.

— Подземный ход? А размеры?

— Ты пройдешь. Даже со Стожаром на плечах. — Стожаром, надо думать, зовут принца. — Там повозка проходит. Темный этим путем контрабанду возит в город.

— Ему можно верить, — вмешивается Арта.

— Замётано, — использую словечко парнишки, — веди.

Вслед за ним идем в заднюю комнату дома. Тикша шерудит рукой у подоконника, и задняя стенка уезжает в сторону. Вниз уходит широкий пандус. Спускаемся по нему. Пацан зажигает факел и закрывает проход. Минут через двадцать ход начинает подниматься, и наш проводник делает движение к стене. Останавливаю его и щупаю местность наверху. Всё чисто, людей нет.

— Можно, — киваю Тикше. Тот несколько мгновений смотрит на меня недоверчиво, потом сообщает, что главарь именно здесь всегда заставлял тушить свет и ждать его разрешения. Понятно, осматривался, из какого-то тайного лаза. Но мне-то это не нужно. Повторяю:

— Можно.

Паренек, пожав плечами, нажимает на неприметный выступ стены. Открывается проход, и мы выходим в глубокий овраг. Кусок склона бесшумно встает на место. Вот тебе и недоразвитая раса! Механика в этом проходе очень даже серьезная!

Сразу сканирую окрестности. Ориентируюсь. Ход, конечно, шел не в нужном нам направлении, но две мили под углом — не крюк. Направление движения мне понятно. Одеваю сбрую, усаживаю младшего на грудь, а старших на спину. Не сказать, чтобы им там слишком удобно, но не так уж и плохо, места достаточно. Бегу не быстро, выбирая прогалы и поляны, чтобы детей не хлестало ветками. За час до рассвета пробегаю десятка полтора миль. Даю детям десять минут отдохнуть и опять сажаю их на себя. По свету бегу быстрее. Даже быстрее, чем бежал в город, но эта разница съедается ежечасными привалами. К полянке, где я оставил своих, добегаю за пять с небольшим часов. На первый взгляд, там всё в порядке. На второй взгляд — тоже. Но что-то не дает мне покоя. Что-то не так. Только что? Чужих поблизости не наблюдается. Это я знал и так, движение движением, а следить за местностью не забывал. Юшман спит, Шебур сидит у костра и внимательно смотрит по сторонам. Дежурит. Ладлиль тормошит брата, одновременно жуя какую-то сладость. Увидев меня, бросает лакомство и, радостно смеясь, бежит навстречу:

— Деда плисол! Деда!

Глажу ее по голове, но ощущение неправильности не проходит. В чем же дело. Маленькая Такали спит, похныкивая... Такали! Тала!! Ее аура гораздо тусклее, чем была. И тускнеет прямо на глазах. Бросаюсь к младенцу. Видно, что за ней ухаживали: бутылочка рядом, практически пустая, пеленки сухие. В чем дело?

Подходит разбуженный Артой Юшман.

— Спасибо.

— Не за что. Что с Талой?