Стареющая Европа слишком долго принимала молодую кровь в надежде, что те будут обеспечивать им комфортную старость. Не получилось. Теперь приходилось превращать стадионы в концентрационные лагеря для мусульман. Тысячи оставшихся на свободе молодых людей превращали себя в ходячие бомбы и с криками «Аллах акбар» взрывались, стараясь унести с собой жизни как можно большего числа европейцев.
Россия тоже не избежала навязанной ей гонки и слишком долго производила огромные ракеты и строила атомные подводные лодки. И те, и другие сейчас ржавели, постепенно превращаясь в металлолом.
Между тем, первые лучи солнца осветили небо. Канонада продолжалась. Миномёты уже били полчаса, превращая людские тела в ошмётки мяса, разбросанные по берегу реки. И никакая сила, даже Аллах, не заставит сейчас оставшихся в живых оторваться от земли. Наоборот. Они будут вжиматься, кричать, молиться до тех пор, пока с неба не свалится гремящий металл, который унесёт их в небытие. Такова сила артиллерии.
— Хватит! — сказал сам себе генерал, отошёл от окна и отдал приказ о прекращении обстрела.
Огонь будет перенесён на другой берег реки, а на кромку берега, перепаханную взрывами, придёт цепочка солдат, которые будут из автоматов добивать тех, кто ещё мог шевелиться. В этой войне не брали пленных.
В ту ночь они отбились. На следующую арабы попытались переправиться на другом участке реки, но с тем же результатом.
— Это — отвлекающие удары, — с уверенностью докладывал Свирский командующему фронтом. — Они пойдут в другом месте.
Командующий согласился. Спутниковая разведка также подтверждала это предположение, и он не стал перебрасывать на Одесский участок резервы, на что надеялись нападавшие.
— Ведите оборону имеющимися силами и средствами! — последовал приказ.
А в конце добавил:
— И продолжайте эвакуацию населения города и области! Не снижайте темпов!
С началом боёв количество желающих покинуть город значительно возросло. Поезда уходили переполненными. Те, у кого сохранились автомашины, и кто смог достать бензин, загружали их домашним скарбом, и изрядно просевшие машины медленно тянулись из города на север, в сторону Киева. Но не все стремились покинуть Одессу. В одной из церквей появился проповедник — отец Мирослав, который с якобы чудотворной иконой обходил границы города и внушал толпам поклонников чудовищную смесь из библии и собственных предсказаний об идущем на помощь святом воинстве, предводимом Иисусом Христом и прочие сказки. Ему верили, молились день и ночь и не собирались в эвакуацию. Никакие аргументы не действовали. Но остальных ночные бои заставили задуматься.
— Почему командующий настаивает на продолжении эвакуации? — спрашивал генерал Воронина. — Сейчас непосредственной угрозы городу нет.
Полковник пожал плечами.
— Поезда приходят регулярно. Мы получили график на следующую неделю. Их количество даже увеличится за счет составов, которые перебросят из России.
Что-то не сходилось. Оба военных знали о напряжённой обстановке с подвижным составом на железных дорогах, который давно выработал свой ресурс и только чудом не разваливался на ходу. Подача такого количества составов в Одессу вызывал вопрос: почему. Может быть, они чего-то не знали?
Но их беседу прервал звук сирены и затем взрывы в отдалении. В очередной раз одиночный самолёт прорывался на низкой высоте к городу, чтобы сбросить пару бомб. Результативность подобных рейдов была незначительной, и они, в основном, были рассчитаны на психологический эффект. На коммуникаторе появился доклад о том, что бомбы легли в районе складов на Пересыпи и не причинили особого вреда.
— А они ни разу не пытались бомбить порт, — задумчиво сказал Воронин. — И вокзал тоже, хотя эти цели более видимые, чем склады на Пересыпи. И железную дорогу не бомбят. И на порт Ильичёвск не было ни одного налёта.
Генералу тоже показался странным выбор целей.
— Знаете, когда я учился в академии, нам рассказывали, что немцы, наступая летом 41-го года, никогда не бомбили дороги, а только обочины, где войска прятались от налётов. Зачем разрушать пути, по которым им самим придётся двигаться?
Подобная ассоциация вызывала неприятное ощущение. Угнетало чувство неопределённости. Но они знали, что задавать вопросы наверх было бессмысленно. На войне каждому офицеру отмеривается та часть информации, которая соответствует его уровню. Большего ему знать не положено. Их уровень, очевидно, не соответствовал, чтобы им давали какие-то разъяснения.
Читать дальше