Андрей Ерпылев - Золотой империал

— Да я бы рад... — Жорка снова покачнулся: в щит с грохотом врезалсябулыжник, выпущенный из пращи. — Да, похоже, не пробраться к переходу.

— Что ты... — начал было капитан и осекся.

Нападающие, завладев одной из катапульт, изготовленной к выстрелу, разворачивали ее теперь в сторону отстреливающихся «миропроходцев».

— Похоже, шиндец пришел, Жора... — Николай почувствовал, как по спине щекочущим ручейком катится пот, а ноги начинают предательски дрожать. — Гранату бы сюда...

— А нету!.. — в тон ему ответил Конькевич, тоже вибрируя.

Да нет, с чего бы вдруг дрожать? Не такое видали. Что-то здесь знакомое...

Новая прислуга катапульты, вместо того чтобы быстренько завершить маневр, почему-то копошилась там, будто пьяная, то поскальзываясь на ровном месте, то вдруг начиная поворачивать орудие в обратную сторону. Дождь стрел и камней тоже поутих, и стрелы уже не свистели вокруг, полные хищной силы, а вяло жужжали, не долетая до цели.

— Шаляпин! — осенило наконец капитана.

И верно: напрягшись, как струна, кот, от взъерошенной шерсти ставший гораздо больше обычного, стоял на совершенно открытом месте, вперив тяжкий взгляд в копошащихся перед ним, словно во сне, врагов, а вокруг него волнами расходилась мощная неслышная вибрация, от которой начинали ныть зубы и мутилось в голове...

— Вперед, Жорка! Он их долго не удержит!

Отобрав ненужный уже щит у друга, Александров силком запихал Конькевича в «стену», нетерпеливо ведя отсчет оставшегося для него самого времени.

Шаляпин держался!

Неизвестно, чего это ему стоило, но всяческое движение в зале прекратилось, а нападающие и обороняющиеся, как бы взяв тайм-аут, отставили взаимное истребление.

Завершив счет, Николай шагнул вперед, по привычке высоко занося ногу и...

Сверкнувшая в луче света, падавшем из узкого окна, стрела, посланная откуда-то сверху, сшибла Шаляпина, словно кеглю, без звука унося его куда-то за постамент.

— Шаля...

Милиционер готов был броситься на помощь, но вокруг уже засвистели снова ожившие стрелы.

Что-то, показавшееся огромным, как шкаф, ударило в плечо, отдавшись в голове звонкой болью, и, развернув, швырнуло лицом вперед, на зыбкие камни стены...

Ласковое солнышко так приятно грело лицо, красным просвечивая сквозь закрытые веки, что открывать глаза никак не хотелось.

«Будто в деревне у бабушки... — подумалось Николаю. — Как давно это было...»

Теплый ветерок обдувает лицо, щекоча щеку мягкими стебельками травы, щебечут птички... Как замечательно вот так лежать на спине, подставив лицо солнечному свету и ни о чем не думать! Если бы еще не этот металлический лязг, доносящийся откуда-то со стороны.

Что-то напоминает эти звуки. Не то работает какой-то механизм, не то...

Николай распахнул глаза и сел на траве, не обращая внимания на тошнотворную боль, сразу рванувшую левую сторону головы.

В нескольких метрах от него Валя колдовала над лежащим в траве бледным как смерть Жоркой, а чуть дальше крутились в фехтовальном танце две знакомые фигуры, окруженные серебристым сверканием размывавшихся в воздухе мечей.

Судя по тому, что Кавардовский только оборонялся, отступая к кустам, окружавшим небольшую поляну, в центре которой и располагался, видимо, переход, удача склонялась на сторону ротмистра. Однако и противник его не собирался сдаваться, отчаянно сопротивляясь и делая это, на взгляд Александрова, мастерски.

Противники бились молча: ни о какой шутливой словесной пикировке, как в том давнем поединке графа с Роландом, речи не было. Всего на миг увидев лицо Чебрикова — бледное, с закушенной нижней губой и сузившимися глазами, когда тот обернулся удостовериться, что с товарищем, замыкавшим эвакуацию из храма, все в порядке, — Николай понял, что фехтовальщики здесь сошлись с более серьезными намерениями. Хотя куда уж серьезнее...

Ротмистр отвлекся всего на долю секунды, но это едва не стоило ему жизни: скимитар Кавардовского свистнул так близко от его головы, что еще миг и... Спасло графа, только падение на спину с перекатом, и опять Князь ошибся всего на несколько миллиметров...

В подобном поединке, когда сходятся два равных по мастерству противника, зачастую все решает случай. Так произошло и на этот раз.

Сверкнувший в опасной близости от плеча перекатившегося Петра Андреевича клинок Князя неожиданно для его обладателя глубоко вонзился и тут же засел в мягкой на первый взгляд, но сплошь перевитой корнями лесной почве. На его освобождение ушел всего какой-то миг, но он оказался роковым для преступника...