Вадим Полищук: Зенитчик.Боевой расчет «попаданца»

Народ погружается в раздумья.

— Вторая дорожка ведет на запад, в немецкий плен. А плен для вас это смерть. От холода, от голода, от петли, от немецкой пули.

— Выходит и там смерть, и там смерть. Так в чем же разница? — вклинивается один из красноармейцев.

— Разница в том, что на востоке смерть почетная, в бою, а на западе позорная, конечно, если сам сдался. На войне всякое бывает, только если доведется в плен попасть – сразу бегите. Пока силы есть – бегите. Иначе в лагере вас немцы все равно уморят.

— Да нешто они такие звери? — удивляется один из лопоухих. — Мамка рассказывала, что люди, как люди. В восемнадцатом году у нас были, и ничего.

— Так это у вас другие немцы были.

— Какие другие? — удивляется лопоухий.

— У вас тогда были Вильгельмовы немцы, а сейчас к нам лезут Адольфовы. За двадцать лет многое поменяться успело. Вот их нынешняя политика. Немцам – гут, евреям – капут, русским тоже, а украинцам позже. Что такое гут и капут переводить надо?

Молчат, немудреный стишок, ухвативший всю суть немецкой политики на оккупированных территориях, они приняли на веру без всяких сомнений.

— А еще дороги у нас есть? — спрашивает Федор.

— Есть, как не быть. Третья ведет вас на север. Только сейчас она закрыта, на ней бои идут и немцев много, не пройти. Но через месяц-полтора она откроется. А в родных краях у вас тоже два пути. Один в полицаи…

— Куда?

— В полицаи, немецкой власти прислуживать. Партизан ловить, односельчан своих грабить, немцам зад лизать.

— Тьфу, — плюется Федор.

— Не нравится? А некоторые пойдут, еще и с радостью. Только на этой дороге все равно смерть, наши придут – повесят. Но есть другая дорога – в партизаны. В землянке жить, мерзнуть, голодать, от немцев с полицаями бегать.

— А дома остаться можно? — опять влазит лопоухий.

— Можно, на некоторое время можно. Только потом все равно выбирать придется. Придут к тебе в дом полицаи и предложат: или к ним пойти или к стенке встать.

— За что к стенке-то? — удивляется второй лопоухий.

— За службу в Красной армии.

Притихли, переваривают информацию.

— Четвертая дорога…

— На юг ведет, — перебивает Федор.

— Никуда не ведет. Нечего вам на юге делать, там вы чужие, впрочем, и здесь тоже. В партизаны или полицаи можно и здесь пойти. Лучше в партизаны, только чуть дальше на восток, за линию старой границы. Места там глухие, немцы сильно соваться не станут, а как достанут они народ по настоящему, он в эти леса валом попрет. Только случиться это не раньше, чем через полгода. А как вы эти полгода продержитесь, я не знаю. Долго грабить хутора вам не позволят, да так и в банду превратиться недолго. Зато в партизанах шансов выжить больше, по крайней мере, в атаку на немецкие пулеметы ходить не придется. А наши придут – ты с немцами воевал, а не на печи сидел. Правда потом тебя обратно в пехоту заберут, но до конца войны времени меньше останется, а шансов выжить – больше.

— По-твоему выходит – везде плохо будет. А хорошая дорога у тебя есть, инженер?

— Нет, — отвечаю, — и у меня нет, и у вас нет. Это война. На войне хороших дорог не бывает, все плохие, разве что в тылу сидеть и на продовольственном складе подъедаться, но вам это не грозит, и мне тоже.

— И что же ты нам посоветуешь?

Федор серьезен и напряжен, остальные притихли, ждут ответа.

— Ничего. У вас свои головы на плечах, ими и решайте.

После паузы, слово берет Федор.

— Странный ты какой-то. Начальство оно обычно все за тебя решить норовит, все посылает куда-то, а само не идет. А ты – сами решайте. Но за гадание твое – спасибо, прояснил кое-что. Ладно, земляки, давайте спать, утром еще помаракуем. Степан – ты первым на посту стоишь, дальше Ваня, Егор, Петр. Я – последним.

Оказывается у них и караульная служба налажена, не ожидал. И обращаются друг к другу по именам. Городские бы кличек понавешали, на них бы и реагировали, а эти деревенские – по именам, хотя в родной деревне у каждого свое прозвище есть. С этими мыслями я засыпаю и первую, за все время здесь, ночь сплю спокойно.

Утро начинается с поддержания гигиены. Выясняется, что зубная щетка есть только у меня. Пока окруженцы готовят завтрак – ту же пшеницу с салом, но уже без соли, и обсуждают свою дальнейшую судьбу, решаю разобраться со своей находкой. Выпрашиваю у Федора шомпол с ершиком и масленку. Магазин снимаю быстро, а дальше дело не идет, не могу снять крышку ствольной коробки. Минут пять пытался, не получается. Аж злоба взяла, кандидатскую защитил, а с этой железякой не справлюсь? И ведь разобрался! Вперед, вперед ее надо двигать! Вперед до упора и вверх. Дальше пошло быстрее. Возвратный механизм снял без проблем, он похож на калашниковский, но только разборный. Раму с затвором назад и вверх. Готово. Теперь ствол можно почистить. Надраиваю его до зеркального блеска, Федор неодобрительно наблюдает за сверхнормативным расходом масла, но молчит. К газовому механизму подлезть не рискую, для этого надо снимать ствольные накладки. Ударно-спусковой механизм снять тоже не смог, а сверху к нему подбираться неудобно, но смазал как смог.