Вадим Полищук: Деляга

Настроение у следователя было паршивым, с самого утра. А все потому, что районный прокурор заявился к нему в кабинет по этому самому делу. Не к себе вызвал, сам пришел. Пришел и с порога заявил.

— Ты когда дело Лопухова прекращать думаешь?

— Так ведь неясностей там много.

— Какие у тебя неясности? Все просто и понятно: один отморозок с ножом напал на пятерых граждан, отдыхавших в парке.

Картину, открывшуюся прибывшим, наконец, пэпээсникам, ветераны местного сыска не видели даже в лихие девяностые. Молоденькую экспертшу пришлось нашатырем в чувство приводить. Вся полянка была залита кровью, пять жутко изрезанных трупов и еще один деятель, такой же изрезанный и окровавленный, но еще еле живой, был без сознания. Этот продолжал сжимать в правой руке странный нож, еле достали. Он умер через два часа от сильной кровопотери и многочисленных проникающих ранений с повреждениями внутренних органов. Врачи сразу заявили, что спасти его было невозможно.

Папаша одного из терпил, местный депутат и авторитетный бизнесмен, почти час орал на ментов за то, что зарезали его сынка. Те стояли с виновато-скорбными рожами, а сами про себя подсчитывали на сколько процентов улучшится теперь криминогенная обстановка в городе, эта компания уже всех успела достать. Одного пасечника, после этого разговора, видели в церкви, говорят, свечку ставил за упокой.

— А мотив? Причина нападения не выяснена.

— Мотив к делу не пришьешь. Ей всего тринадцать лет. Мать заявила, что допрашивать девочку не даст. И я ее понимаю.

— Я тоже, — согласился следователь. — Но почему, тогда мелкий деляга Владимир Сергеевич Лопухов, с ножом накинулся на пятерых здоровых парней? Четыре года назад его объявили в розыск по обвинению в мошенничестве. Но потом дело прикрыли, видимо, с доказухой было слабовато, да и клиент исчез. А через четыре года он появляется в нашем городе в форме ефрейтора Красной армии, образца сорок третьего года. Тут же покупает новую одежду, переодевается, берет билет до Москвы и идет резать первых попавшихся отдыхающих. Один против пятерых!

— Может, он какой-нибудь свихнувшийся реконструктор? Нож у него с собой был? Был, значит, заранее готовился!

— Так у терпил тоже ножи были!

— У них хозбыт и самооборона, а у этого – холодняк в чистом виде.

— На этом ноже, кроме крови пятерых потерпевших, нашли дээнка еще пяти, как минимум, человек. Он им где-то еще хорошо поработал.

— Ну, вот видишь! Точно отморозок какой-то.

— И еще одно, форма, белье солдатское, сапоги, везде стоят штампы сорок четвертый – сорок пятый, все малость бэу, но на семидесятилетнее хранение ну никак не тянет! Нож разведчика выпуска сорок второго года. Полный комплект документов ефрейтора Красной армии, демобилизованного в июле сорок пятого. На первый взгляд, самые настоящие, не подделка. Наградные документы на медали…

— Ну, сейчас полиграфия и не такое может, — возразил прокурор, — экспертизы-то не было.

— У него три шрама от огнестрельных и осколочных ранений, следы ожогов на руках. Из документов следует, что первое получено под Москвой, второе в Сталинграде, третье в Польше. Контузия в Германии.

— Так он еще и контуженный! — обрадовался прокурор.

— Зачем такое подделывать?

— Стоп, стоп, стоп. Ты еще к этому часы его фуфловые добавь, борсетку и визитницу. Ты что, фантастики по ночам перечитал? Или телевизора насмотрелся? Сам в дурку захотел? Значит так, дело за смертью обвиняемого закроешь сегодня же. Да, да сегодня, на меня тоже сверху давят. Завтра утром все бумаги должны лежать у меня на столе. Так всем лучше будет, а ему уже все равно, его не в нашем районном суде судить будут. Тебе же, между прочим, скоро следующее звание получать. Ты все понял?

— Понял, — нехотя согласился следователь. — Что с валютой делать?

Это был больной вопрос. Поначалу не до вещмешка было, а когда его начали осматривать, то слишком много свидетелей вокруг было, понятые опять же. Пришлось все официально оприходовать.

— Потом решим. Завтра дело должно лежать у меня на столе, я подпишу. Вещдоки – на уничтожение, кроме валюты разумеется. Все, до завтра.

Поздно вечером, уже оформив бумаги, следователь разбирался с вещественными доказательствами. Нож, форму, сапоги и прочий немудреный солдатский скарб – на уничтожение. Осталась тоненькая стопка документов и два больших кругляша, серый и желтый, на немудреных матерчатых ленточках, да красно-белый, в потускневшем золоте, гвардейский значок. Подумав, он сложил их в отдельный конверт. Решил, что когда приедут родители Лопухова для того, чтобы забрать тело, отдаст им. Какая-никакая, а все же память о сыне.