Сергей Буркатовский - Черепаший галоп или Титановые звезды маршала Каманина

Первый успешный старт "двадцать первой" (естественно, ее быстро переименовали в "очко") состоялся 29 апреля 1970 года. Второй и третий - в течение месяца. Опыт разработки стартовых комплексов позволил сократить цикл подготовки до недели.

К этому времени в конструкцию тяжелого варианта внесли дополнительные изменения - ускорители ставили парами с углом 60 градусов внутри пары - освободили место для навески в дальнейшем еще двух. Чуть ли не дивизия инженерных войск копалась на недостроенных стартах "Н-1" на Байконуре. Еще дивизия строила по 2 старта для легкого и среднего варианта.

Тем временем Челомей, так и не допущенный до "большой" лунной темы, брал реванш в других областях. После майского "гола престижа" "Луны-16" Бабакин и Лавочкин разогнались не на шутку. Челомей обеспечивал вывод автоматов на отлетные траектории и присматривался к геостационару. В 69 году были запущены 12 "протонов" - 2 к Марсу, 4 - к Луне, 3 - с безликими "Космосами", которым вместо номеров вполне можно было бы навесить погоны, и 2 - с "Космосами" "постфактум" - добрая советская традиция маскировать неудачные запуски за завесой секретности. Еще одна ракета взорвалась на участке выведения.

Спускаемые аппараты "Марсов" достигли поверхности, но "Марс-2" замолчал сразу, а "Марс-3" за 20 секунд активной работы успел передать несколько строк панорамы, разобрать что-либо на которых, впрочем, было нереально.

А на Луне за успехом "Луны-16" последовал еще один успех. В ноябре того же года "Луна-17" доставила на поверхность самоходную лабораторию - "Луноход". Восьмиколесная кастрюлька ползала по поверхности, транслировала лунные пейзажи и данные о свойствах лунного грунта, магнитного поля и так далее. Машинка отработала почти год и очень нравилась детям и членам Политбюро. И даже авария "Луны-18" не испортила им предновогоднего настроения. А вот Каманину ситуация нравилась не очень. На 12 запусков - всего 4 ("Луна-16, "Луноход" и два военных "Космоса") безусловных успеха. Еще два успеха условных ("Марс-3" и третий вояка). Т.е. процентов сорок. И минимум в половине случаев подводила электроника. Наука - ладно, а ну война?

После совещаний с Устиновым электронщики были отданы Каманину на растерзание. Военная приемка мало того, что зверствовала, так еще и вводила в КБ и на производстве свои армейские порядки. Разработка, производство и контроль качества регламентировались так, что устав гарнизонной и караульной службы казался милой сказочкой для детского чтения. Взращенные на "Понедельнике" "не просто программисты, а хорошие программисты", равно как и магистры-электронщики, плакали горючими слезами, материли "сапогов", пищали, но тащили. Советские микросхемы оставались самыми большими микросхемами в мире но, по крайней мере, перестали выходить из строя, когда им заблагорассудится. Более того, не столь возвышенные рода и виды вооруженных сил решили, что пусть у них труба пониже и дым пожиже - но сами они ничуть не хуже. И приняли тот же стандарт. От такого огорчения у некоторых магистров на ушах начала проклевываться шерсть, но основная масса сдюжила. Переломным моментом оказался 71 год. Когда из четверки "Марсов" отработал программу только "Марс-5", передавший с орбиты снимки марсианской поверхности, а остальные либо промазали, либо сдохли, в Воронеже устроили генеральную репетицию очередного 37 года. Посадили только одного (помимо раздолбайства раскопали нецелевое использование средств), но количество высокопоставленных пенсионеров резко возросло.

Впрочем, у Челомея была своя поляна. Освобожденный от участия в создании тяжелой РН и имея приемлемый по грузоподъемности "Протон", он бросил все силы КБ на создание орбитальной станции "Алмаз". На долговременной станции предполагалось отрабатывать системы космической разведки, целеуказания и оружия "Космос-Космос" и "Космос-Земля". Запуск планировался на конец 69 года, но возникли существенные трудности.

Положение с надеждой и опорой всей советской пилотируемой программы - кораблем "Союз" и его родственниками (ЛОК, Л-1, военным "Союз-IV") было отвратительным. После гибели Комарова выяснилось, что как на СА "Союза", так и на СА Л1 парашюты выходят максимум в 30% случаев. Пилотируемые полеты были приостановлены на полтора года.

С отработкой стыковки, несмотря на внешне приемлемое состояние дел, тоже не все ладилось. Две автоматические стыковки в этот период были удачными лишь частично (впрочем, об этом знал ограниченный круг лиц) - механический захват произошел, но стягивание и электрический контакт оставались невозможными. Что уж говорить о герметичном переходе. В мае 68-го Береговой вообще не смог состыковаться, на этот раз уже вручную. Это была просто какая-то феерия - навигационные огни на пассивном корабле "Союз-2" были перепутаны местами, датчик астроориентации не астроориентировал, а топлива в баках двигателей ориентации хватало на одну-две попытки.