Кирилл Кириллов: Земля Великого змея

Альварадо дал знак одному из суетившихся внизу кубинцев. Тот поколдовал над свертком и потянул в сторону уголок ткани. Генерал отшатнулся. Со дна прямо на него глядели мертвые глаза одного из рабов-эфиопов, которых привезли с собой люди Нарваэса, так бездарно провалившего свое задание. Но не темные зрачки, окруженные посиневшим белком, напугали бесстрашного предводителя конкисты, а многочисленные язвы, покрывающие эбеново-черное лицо.

— Чума? — выдохнул он.

— Лекарь сказал, что оспа, — вполголоса ответил Альварадо. — Но это вряд ли лучше. Если тела не сжечь немедля, вмести с теми, кто их сюда оттаскивал, через две недели мы недосчитаемся половины отряда.

— Сеньор Бог, за что ты посылаешь нам такие… — начал замысловатую тираду капитан-генерал, но осекся. Лицо его нахмурилось, усы встопорщились по-кошачьи, а рука потянулась к эфесу висящего на боку меча. Но вдруг Кортес просветлел. Он повернулся к Альварадо и хлопнул его по раненому плечу, отчего капитан скривился и присел.

— А ведь это… — пробормотал капитан-генерал себе под нос, но мысль не закончил.

Рабы-кубинцы разделывали большими ножами тело умершего раба. Брали эти куски и разносили по округе. Разбрасывали на дорогах, развешивали по ветвям. Несколько особо крупных частей скинули в колодцы, около которых изможденная армия Кортеса останавливалась прошлой ночью. Мелкие ошметки покидали в тянущиеся к озеру Тескоко ручейки. Наконец от могучего эфиопа остался только дочиста ободранный, а может, и обглоданный костяк — рабам выделяли не очень много еды из скудных армейских запасов.

Покончив с мясом, они расселись вокруг скелета на корточках и затянули погребальную песню. Как бы ни кончил свою жизнь человек, его надлежало похоронить с почестями, чтоб его дух упокоился и не приходил мстить тем, кто столь странно проводил его в последний путь.

Глухо ударила в ложе арбалетная тетива, потом еще и еще одна. Толстые болты с чавкающим стуком пронзили обнаженные тела. Двое вскочили на ноги и зайцами кинулись в лес, но стрелы настигли и их.

— Все, уходим, — донесся из-за кустов командирский басок.

— Один жив, кажется. Может, добьем? И стрелы бы надо собрать, — неуверенно спросил юношеский ломающийся голос. — И может, золотишко какое осталось. Пошарим?

— Капитан сказал, кто дотронется до эфиопа или тех, кто до него дотрагивался, — убивать. Рядом с ними лечь хочешь? — посуровел голос командира.

Только удаляющийся шорох листьев под ногами стрелков был ему ответом.

Жаркое солнце мгновенно иссушало влагу, проступавшую на спинах мешикских воинов, посланных для поимки испанцев. Частички соли кололи кожу, вызывая по всему телу неприятный зуд, от чего они чесались и скреблись, как шелудивые псы. Касик Тенокоталь высвистел из серебряной дудочки команду на привал и первым спустился в прохладную балку, окруженную невысокими раскидистыми деревьями. Присев на корточки, он облокотился спиной о пузатый ствол невысокого дерева и потряс флягу. Сухое нутро выдолбленной тыквы ответило неприятным шорохом отколовшихся частичек. Вода закончилась. Он пососал распухший, не помещающийся во рту язык в попытке набрать немного слюны. Тщетно. Надо отправить кого-то наполнить опустевшие сосуды. И за листьями дерева тухутесоко, приложить к зудящим язвам на шее и подбородке. Но сначала воды. Воды.

— Дрыхнешь? — буркнул воин в своей обычной манере, словно сгустившись из воздуха перед затуманенными очами молодого человека.

— Нет, задумался чего-то, — ответил Ромка, украдкой смаргивая предательскую слезу.

— Ты не думай, а зри и слушай. Враги кругом.

— Как там оно? — спросил Ромка, махнув головой в сторону, откуда появился Мирослав.

— Как везде, — пожал плечами воин. — Мешикские дозоры по всем дорогам. На развилках посты. В каждом дюжина, а иногда и поболе. Допрежь кричали много, костры жгли. Не прятались.

Но командир толковый, видать, сыскался, научил уму-разуму. Теперь тихо сидят, как росомахи в засаде. Я в одну чуть не попался с разгону.

— И чего? — спросил Ромка, оглядывая его одежду — не появилось ли новых прорех и следов крови. При случае Мирослав не задумываясь пускал в дело свои многочисленные ножи.

— Ничего, — ответил воин, поймав его взгляд и улыбнувшись понимающе. — Отполз. Много их там, связываться себе дороже.

— Так что делать-то?

— Не ведаю. В лесу не отсидимся. Что ни день, то они выгоняют все больше народу на прочес. Уже и крестьян с окрестных деревень сгонять стали. Ставят через сажень по человеку и пускают цепью. Тех, кто от основных сил отбился, как сетью гребут.