Дмитрий Дашко - Гвардеец

— Безусловно, вы воспринимаете монархию в качестве некоего декоративного украшения. Но оценить ее истинное назначение сможете, только в самые трудные дни, когда понадобится решение человека, облаченного полнотой власти и обладающего моральным авторитетом; радеющего за свою страну, а не за то, чтобы успеть за несколько выборных лет набить карманы и сбежать в тихий уголок.

— Если речь идет о России, надо было отправить кого-то в 1917 год, не дать свергнуть власть Николая Второго.

— Мы получили возможность путешествовать по времени вашего мира, но далеко не везде имеем возможность вмешаться в ход истории. Мы умеем менять настоящее, но не умеем менять прошлое. У мироздания свои, не всегда понятные законы.

— Но ведь вы тут, со мной…

— Нам удалось вычислить несколько ключевых точек, куда пусть с трудом, но можно получить доступ. В частности — август 1735 года. Но, к сожалению, только люди вашего мира могут изменить прошлое. Мы пытались проделать это своими силами, но везде потерпели фиаско. Мы — чужие. Ваше прошлое отторгает нас.

Я задумался.

— Если я правильно понял, меня с вашей помощью забросило в 1735-й год. Но почему вы не попробовали поговорить с кем-то из этой эпохи? Сдается мне, пользы от «аборигена» было в сто крат больше.

— Увы, если бы я стал рассказывать о параллельных мирах кому-то из этого времени, пускай даже весьма образованному и пытливому человеку, вряд ли бы меня смогли правильно воспринять. Все могло кончиться костром, как при инквизиции. Другое дело — вы, — продукт техногенной эпохи. Ваш разум способен принять многое, даже такое, что может показаться абсурдом.

— Я здесь, в 1735-м году и это перестало казаться мне абсурдом, — заметил я. — Скорее страшным сном. Ущипните меня, и я проснусь.

— Это не сон и не абсурд. Более того, речь не идет о физическом переносе. Наши технологии не способны проделывать такое с людьми вашего мира, вы слишком прикипели к своему времени. Произошел ментальный переброс вашей души. Вы очутились в теле курляндского дворянина Дитриха фон Гофена. Он, кстати, действительно ваш отдаленный предок. Более того — вы похожи как два близнеца. Природа иной раз творит чудеса спустя сотни лет. Это очень облегчило перенос. Да и вам проще вживаться в новом теле.

«Действительно, поскреби русского, и в нем не только татары найдутся», — подумал я.

— Бедняге Дитриху не повезло. Он погиб, разбился, упав с лошади. Нелепая смерть. При этом смею заметить, у него был огромный потенциал самореализации, но не судьба, — Кирилл Романович вздохнул. — У вас тоже потенциал зашкаливает все возможные пределы. По этой причине вас и выбрали.

— Шутите, — обиделся я. — Какой потенциал? Кем я был — заштатным клерком, каких миллионы.

— Чтобы раскрыть потенциал полностью, надо оказаться в подходящих условиях и не пойти по легкому пути. Лучше всего — столкнуться с проблемой, кажущейся непреодолимой. Вы в большинстве случаев плыли по течению, не брали ситуацию в свои руки. Вспомните, почему выбрали институт иностранных языков?

— Родители посоветовали, — удивленно ответил я. — Ректор был хорошим знакомым папы, помог пройти по конкурсу.

— Правильно. А кем мечтали стать в детстве? Ведь не переводчиком, точно…

— Кинорежиссером, — потупился я.

— Вот именно. Вы не пошли во ВГИК, где у вашего отца не было связей, выбрали легкий и беспроигрышный вариант. Точно так же не пошли служить в десант, хоть у вас были все данные, предпочли синекуру при штабе дивизии. После армии устроились в коммерческую фирму, в которой душилась всякая инициатива, а, когда появились проблемы — не стали сами их решать, сразу кинулись названивать другу. Я прав?

— В общем, да, — озадачено протянул я.

— Видите, вы просто не позволили проявиться внутреннему потенциалу. Может, из вас бы получился оскароносный режиссер или генерал ВДВ. Я не знаю… Но теперь вы будете отвечать за себя сами. И это будет непросто.

— Вижу, — кивнул я. — Первый день и сразу за решетку.

— Недоработка с моей стороны, — поморщился Кирилл Романович. — Не ожидал, что наряду с новым телом вы воспримете повадки прежнего хозяина. Но я в вас верю. Сумеете выкрутиться.

— Говорить легко, — нахмурился я. — Во-первых, я практически ничего не знаю об этой эпохе, во-вторых, меня несправедливо обвинили в убийстве, в-третьих, у меня сразу появились враги — дежурный офицер, его фамилия, кажется, Огольцов, и чиновник тайной канцелярии Фалалеев, от которого зависит мое пребывание в этих стенах. Не слишком ли много навалилось?