Array Array - Последнее предупреждение

- Вы чересчур самоуверенны.

- Падме, - Кеноби решил позволить себе фамильярность, - Палпатин, конечно, рвется к безграничной власти, но идти против него - значит раскалывать общество. Независимо от того, кто победит - будут чистки. Государство еще не оправилось от гражданской войны, мы ее даже не закончили:

- Закончили.

- Простите? - удивился Кеноби.

- Считайте, что закончили. Через пару суток - лидеры сепаратистов будут убиты.

- Откуда такие сведения? А: Энекин.

Падме кивнула.

- Совет джедаев ведь за этим послал его на Мустафар. Вести совершенно обычные «агрессивные переговоры».

- Падме: то есть - сенатор Амидала, если Энекин, решится уйти с Ордена, то вправе выбирать, кого ему поддерживать. И мы не может вмешиваться. Вы же знаете. Только по решению Сената.

Амидала усмехнулась. Не могут вмешиваться. Как бы не так.

- Значит, вам все равно, будет у нас монархия или останется республика? А то, что первый приказ Палпатина будет о роспуске Ордена?

- До этого дело не дойдет. Сенат не поддержит антиконституционные действия:

- Наивный оптимизм! Канцлер манипулирует всеми. И Сенатом в том числе.

- Но не джедаями.

- Даже джедаями!

- Вы, разумеется, не в курсе, но мы видим:

- Да-да, я в курсе: но дело в том, что не в курсе вы:

- Он обычный человек, - заявляет Кеноби и вдруг видит усмешку. И все понимает.

- Да, - в ответ на немой вопрос рыцаря отвечает Амидала не без некоторого удовлетворения, - Палпатин обладает такими же необычными способностями, как и вы.

- Откуда у вас такая информация? - мысли сбиваются, и Оби-Ван растерян. - Энекин в курсе?

- От него-то и информация.

Палпатин - форсъюзер? Просто не выявленный форсъюзер или... ситх, которого мы ищем?

Амидала надменно улыбается, словно знает, о чем думает джедай: теперь в любом случае Ордену придется вмешаться.

Время - штука такая: иногда ты проживаешь год за пару минут, а иногда, напротив, минута как будто длится вечность. В первом случае ты не меняешься, а во втором - вчерашний Энекин совсем не тот, что нынешний. Даже если их разделяют секунды.

Любил ли он Падме? Что называется - хороший вопрос. Это было так давно, что ему трудно вспомнить ее голос, а ведь когда-то, казалось, что это самый красивый голос на свете. Если и были чувства - то они осталось в прошлом. На обугленном берегу кипящего озера. И он сам - тот, безумно влюбленный, - тоже покоится там.

Тогда да, любил, скорее всего. А сейчас?

Нет.

Нет?

Не обманывай себя. Если бы оставалось равнодушие, ты бы не помчался в первую же свободную минуту на Татуин за сыном.

Аксиома, «форсъюзеры видят людей без масок, без прикрас» - насколько она верна по отношению к самому себе? Не заблуждаться насчет других и ошибаться по поводу себя? Может, стоило попросить учителя о сканировании памяти. Все-таки иногда полезен взгляд со стороны.

Вероятно, сама Падме и стерлась из памяти, но та часть его, что любила её, что дремала, проснулась, как только он увидел на экране - «Люк Скайуокер». А влюбленность - ушла безвозвратно, и ему даже не вспомнить сейчас ни счастливых минут, ни несчастных.

Только свою ошибку.

Результатом ее стали белые стены и постельный режим в течение нескольких лет.

«Я до сих пор помню бесконечные минуты, проведенные в реанимации. И хотя тот Энекин мне сейчас не близок, но я помню все его ощущения и мысли, словно недавно прочтенную книгу о человеке, которому сопереживал».

Ценой ошибки стали белые стены, снежно белые по контрасту с кровавым Корускантом, который навсегда останется для него таковым. Стерильная чистота и невыносимый свет, человек в белом напротив. Как же это он возненавидел!

Энекин Скайуокер был удивительно здоровым человеком, так что его столкновения с медициной можно было пересчитать по пальцам. Забор крови для подсчета мидихлориан - ни на что не похожее царство камня и пластика, именуемое «медицинский центр Храма», равнодушные лица джедаев - и глаза, расширившиеся при виде результатов. Затем - несколько мелких ран на миссиях, собственноручно залеченных Оби-Ваном. Еще одно воспоминание, связанное с медициной - бледное лицо Кеноби поверх ящика с медикаментами, в то время как он, десятилетний, зажимает рукой рваную рану на предплечье. Вероятно, Учитель тогда перетрусил значительно больше, но это воспоминание досадливо гонится прочь, резанув по сердцу ассоциацией с Мустафаром. ТОГДА у Бена тоже был потерянный взгляд и та же обреченная решимость. Вроде: «боюсь, но иду». Третий кадр - обретение искусственной руки после глупого поединка с Дуку. Да - глупость-то его сюда и привела. Сколько дней он тут, месяцев, лет? Холодное помещение, полное металла, стекла и сложных механизмов, и человек - сухой ученый, который рад такому пациенту. Еще бы - на одном нем одном можно наклепать с десяток научных работ и открыть кучу новых препаратов.