Дмитрий Беразинский: Путь, исполненный отваги

— Выкладывали! — пропыхтела медсестра, снимая подгузник. — Давай, мальчуган!

Афанасий Поликарпович не заставил себя долго упрашивать и пустил струю. Затем подумал и сходил по-большому.

— Ех! — доложил он по-военному.

— Ну что ж, пойдем подмываться! — весело сказала Леночка. Неожиданно ребенок открыл левый глаз и лукаво уставился на врачиху.

От удивления у Зинаиды Карачун очки самопроизвольно переместились с переносицы на лоб.

— Ерунда какая-то! — упавшим голосом произнесла она.

Малыш закрыл глаз и улыбнулся беззубым ртом.

— Так, Елена! Помоешь этого молодого человека — и ко мне в кабинет.

— Вообще-то его кормить пора, — нерешительно произнесла медсестра.

— Подождет. Сестру пусть первую покормят, а то этот разбойник у матери почти все молоко высасывает. — Карачун повернулась и ушла к себе. Леночка посмотрела ей вслед.

— Ну что, карапуз? В темпе одеваемся — и на осмотр.

На третий день у него открылись сразу оба глаза. Видно, правда, было как в тумане, но белый свет — это белый свет. Глаза у Переплута перебегали с одного предмета на другой, а свою мать он уже узнавал в лицо. Ничего себе такое лицо. В другое время и в другом месте профессор Афанасий Поликарпович Переплут побеседовал бы с такой молодкой о задачах релятивистской механики, но младенец только глупо улыбался и процессы насыщения чередовал со сном и отправлением естественных надобностей.

На четвертый день их с сестрой уже показывали из окна третьего этажа родильного отделения каким-то людям внизу, один из которых, по определению, приходился ему отцом. Младенец Переплут громко фыркнул и закрыл глаза. Судя по всему, во дворе был май, ибо листва еще не успела потерять свой изумрудный цвет и покрыться пылью. Оставалось узнать год. Оборудование родильного отделения было куда более совершенным, нежели в его время, но нельзя сказать, чтобы профессор Переплут в тридцатые годы посещал подобные заведения.

В конце недели их провожали всем отделением. Зинаида Тимофеевна, никаких отклонений в развитии ребенка не заметившая, на прощание хитро ему подмигнула.

— Удачи тебе, малыш! Вырастешь гением, не забывай старушку.

Но Переплут сделал вид, будто не расслышал. Во все глаза он уставился на молодого бородатого мужчину, который заботливо открыл заднюю дверцу автомобиля, помог устроиться там Марине и близнецам, а затем по-хозяйски сел за руль.

Город, по которому катила машина, был профессору вовсе незнаком. Он бы дал голову на отсечение, что ни разу здесь не бывал. Тем не менее, судя по обилию транспорта, это был мегаполис. Слева мелькнуло новенькое трехэтажное здание из стекла с надписью «ЦУМ», а затем огромное сооружение с надписью «Белорусская филармония».

Теперь хоть что-то прояснилось. Он в Белоруссии. Судя по надписи, в столице. Беда только в том, что в Минске Переплут бывал сотни раз, а этот город не походил на Минск даже отдаленно. Все здания новые, нету даже намека на дома с многокомнатными квартирами, коими так славилась бывшая Захарьевская.

Автомобиль переехал широкую улицу с трамвайными рельсами. Профессор исхитрился прочитать название на углу дома. «Ленинский проспект». Название многообещающее. Это означало, что социализм еще жив, а значит, живы и прелести, его сопровождающие: НКВД, ВКП(б) и Главное управление лагерей. Чертыхнувшись про себя, малыш продолжал наблюдение.

Теперь его взору предстала здоровенная стела на площади, у которой горел огонь. Источник его был неведом, и следующие несколько минут Переплут размышлял о природе пламени без дыма и, видимо, без запаха. Меж тем автомобиль сделал по кольцу полукруг и въехал во двор пятиэтажного подковообразного дома. У одного из подъездов машина остановилась, и отец заглушил двигатель.

— Вот мы и дома! — улыбнулась Марина. — Мама с папой вышли нас встречать.

— М-м! — многозначительно кашлянул муж.

— Прошу тебя, Алексей, хоть сегодня будь с ними добр.

— Твой, как ты выразилась, папа, старше меня всего на десять лет, а гонору имеет столько, что я не вычислю даже через производную...

— Пожалуйста, Алексей! — умоляюще прошептала мать.

Отец Переплуту понравился сразу.

«Свой парень!» — одобрительно подумал он, очутившись у него на руках и пытливо вглядевшись в лицо. Наметанным глазом он сразу определил коллегу.

Следом вылезли мать с сестрой.

— Поздравляю, Мариночка! — бросилась к ней женщина в кашемировом пальто. — Сразу двоих смогла!