Дмитрий Беразинский: Путь, исполненный отваги

Старый профессор добавил в кофе сливки, перемешал его ложечкой, отпил полчашки, точно там был не кофе, а какое-нибудь лекарство. Глянул на молодого, который меж тем был старше.

— Страна, пожалуй, изменилась мало. Разве что крепче на ногах стоять стала. Нет, сынок, дело не в стране.

— Если не в стране, тогда в чем? — спросил сын, допив чашку.

— Наливай еще. Нет, дело не в стране. Дело в людях. Вернее, в людишках...

— Что, неужели настолько изменился народ? — рискнул предположить парень.

— Нет! — неожиданно рявкнул Алексей Михайлович. — Люди не изменились. Те же сволочи, что и в конце шестидесятых, семидесятых, восьмидесятых и прочих, которые я видел! Вот где я их видел!

Старый профессор развернул на ладошке незнакомую Ростиславу конструкцию из одиноко торчащего среднего пальца. Затем опять наполнил рюмашки. Выпив свою на этот раз не смакуя, он продолжал:

— С каким упорством мы продолжаем наступать на одни и те же грабли! С каким неистовым упрямством вновь и вновь рубим сук под собой! Мне порой кажется, что мои коллеги, все как один, идиоты. С большой буквы «ТЫ». Еще ведь Ленин, штырь ему в дифракционную решетку, говорил: «Ребята, марксизм не догма, руководство к действию!» Так почему они расшибают лбы в попытке предугадать желание «Рыгорыча»? Если есть одно простое правило, записанное еще, если не ошибаюсь, в Библии: «Живи по божьим законам и тебе воздастся». Может, не совсем близко к тексту, но смысл такой. Есть Конституция, Уголовный кодекс и КЗоТ — живи, работай! Не лезь поперед батьки на матку!

Алексей Михайлович отдышался и допил кофе.

— Неприятности на работе? — сочувственно поинтересовался Ростислав.

В ответ отец разразился тремя листами печатного и непечатного текста. Пока сынуля отсутствовал, его отец стал академиком. Людей подобного звания в республике единицы. Сначала он был два года членом-корреспондентом Академии наук Беларуси, а три года назад стал обладателем высшей ученой степени данной альма-матер. Буквально полгода назад у них с президентом состоялась беседа, результатом которой стало недоброе перешептывание во всех уголках Академии наук. В привате президент дал понять Алексею Михайловичу, что не прочь видеть его в кресле председателя этого заведения. Каким образом это стало известно нынешнему председателю, академику Пилиповичу, неизвестно. Очевидно, произошла утечка на самом высоком уровне. Если бы Президентом Республики Беларуси являлся Иосиф Сталин, то можно было бы думать о преднамеренном столкновении лбами двух академиков, но нынешний президент понимает, что такое «бодание» не на пользу отечественной науке.

Понимать-то он это понимает, но ведь не пойдешь к нему жаловаться: «Рыгорыч, жмут, гады!» Пошлет подальше в лучшем случае, а в худшем прикажет разобраться. И извлекут его людишки на свет божий все грязное белье, и уже другие людишки с наслаждением перемывать косточки академику Каманину... Как все отвратительно... низко... стыдно...

— Ты понимаешь, постарел за полгода лет на десять, — жаловался отец, — вместо работы приходится черт-те чем заниматься! То кляузу какую на меня на президентский стол положат, то график работы сорвут, то финансирование исследования прекратят! А за всем к президенту не побежишь!

Алексей Михайлович, вконец расстроенный, продолжал:

— А тут еще Полиночка забот подкинула. Связалась на свою голову с БНФ, ну, ты знаешь? Как, не знаешь? Белорусский народный фронт! Типа националистов что-то... программу не читал, недосуг. Влипла в историю. Засветилась в КГБ... Так Пилипович, сволочь, помог. Выручил через третьи руки. Само собой, благодарность за мной... Благодарность, сам понимаешь, какая! Чтоб и духу моего не было у председательского кресла, иначе опять дело подымут. Забрал бы ты ее с собой, а? Ой, я же ничего не знаю. Где ты и что ты? Кто эта Соня? Вы надолго? Далеко ли работаешь? Как платят?

Ростислав молча поднял руку, ожидая, что поток вопросительных предложений родителя вскоре иссякнет. На шестнадцатом «крюке» Алексей Михайлович унялся. А Ростислав, тщательно подбирая слова и определения, объяснил отцу основные законы семимерника, в котором болталась триада «Земля-Гея-Унтерзонне». В результате академик сказал, что лучше будет пассивным агностиком, чем попытается запомнить всю эту белиберду.

— Это что получается, — отхлебнул он прямо из горлышка, — первое измерение — длина?

— Длина, — подтвердил сын.

— Второе — ширина?

— Ширина.