Полина Волошина: Маруся. Гумилева (Маруся - 4)

Камера ткнулась объективом в сторону Маруси.

— Из Нижнего Новгорода.

— Из Нижнего Новгорода, нашего оплота науки, и сейчас мы… — режиссер побежал за кулисы, — в реальном времени поедем в институт Склифосовского, где в реанимации лежит великий ученый… как его фамилия?

— Бунин.

— Это величайший ученый, и мы, конечно, не дадим погибнуть светочу российской науки…

Режиссер отвернул от себя камеру и зашипел на Марусю:

— Плачь, плачь!

Маруся сделала несчастное лицо и размазала по лицу слезы.

— Ну что же ты плачешь! — тут же закричал режиссер, разворачивая камеру на себя. — Мы ведь спасем твоего учителя. Или это слезы счастья?

Маруся натянуто улыбнулась.

Они выбежали из здания телецентра, преследуемые операторами, постоянно тараторя какую-то чушь. Марусе пришлось отвечать на кучу вопросов: кто она, откуда, что за школа, что случилось с учителем…

— Перелом всех костей! Всех!!! — округляя глаза, закричал режиссер. — Вы только представьте себе такое! Поразительно, как этот мужественный человек еще жив, не зря говорят, что русский дух…

Маруся еле поспевала за режиссером.

— Еще одна загадка человеческого организма! — истошно вопил в камеру режиссер, забираясь в автобус. — Что скажут врачи?

Он перевел камеру на человека в белом халате, который уже сидел в автобусе и щурился на яркий свет, направленный на него.

— Я могу сказать, что это невозможно!

— То есть наша медицина, наша, попрошу заметить, наша великая медицина, которая, казалось бы, и сама способна творить чудеса…

Марусю затолкали в автобус и усадили на боковое сиденье.

— …признаёт, что не в силах справиться с такими немыслимыми повреждениями. Я напоминаю вам, что у человека, у великого ученого из Нижнего Новгорода, любимца всех студентов, переломаны все, абсолютно все кости, и мы до сих пор не понимаем, благодаря чему этот человек, благодаря какой силе воли…

Объектив уставился на Марусю, и она послушно всхлипнула и закрыла лицо руками.

— Еще раз повторяем, что все происходит в прямом эфире и мы очень торопимся. Мы очень торопимся успеть… — Режиссер куда-то исчез и появился уже с телефоном. — Мы только что выяснили, что профессор еще жив, и, значит, у нас есть шанс… Мне сообщают, — он приложил трубку к уху, — что автобус с Нестором уже подъезжает к институту… мы постараемся не опоздать и заснять все это… Немыслимое зрелище…

Маруся быстро набрала эсэсмэску Носову: «Еду в Склиф».

— Вот, девочка Маруся пишет сообщения своим друзьям в школу. Так?

Маруся кивнула.

— Маруся хочет сообщить им радостную новость! Тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить, но будем надеяться, что… Будем надеяться… — режиссер перекрестился. — Бог нам в помощь! Дай Целителю силы…

Автобус мчал по улицам города. Маруся чувствовала легкое головокружение, будто ее укачало, хотя такого не могло быть. Возможно, она перенервничала, и еще эти постоянные слезы, которые приходилось выдавливать из себя…

— Мы подъезжаем, смотрите, мы уже подъезжаем к институту… и что мы видим? Мы видим автобус Целителя! Значит, Нестор уже здесь. Святой человек, поистине он не знает покоя в желании спасать людей…

Автобус резко затормозил, команда выгрузилась на улицу и тут же побежала к подъезду, где уже стояли свет и камеры. Маруся поразилась такой оперативности: все-таки телевидение — это тоже отдельное волшебство.

— Мы поднимаемся по лестнице в реанимационный блок… Здесь очень много людей… Повторяю, что мы в прямом эфире и… видимо… да, это жители города, все, кто живет рядом с институтом, и сами, посмотрите, да, это сами пациенты и врачи… О господи, сколько же тут народа! Посмотрите, все приехали, люди заполонили соседние улицы и смотрят, честное слово, я никогда не видел ничего подобного! Глядите сами, это обычные люди, и они снимают все на свои камеры… на свои телефоны, и все это идет в прямой трансляции на весь мир! Никакого обмана! Дайте лечащего врача — пусть покажет снимки! — крикнул он в рацию. — Мы поднимаемся, осталось… Вот… Давайте теперь очень осторожно, очень тихо… Потому что это все-таки реанимационный блок, и тут, вы понимаете…

Марусю впихнули в палату, где на операционной кровати лежал профессор. Его тело было затянуто в металлический корсет, руки и ноги зажимались конструкциями с торчащими во все стороны спицами. На лице густая серая мазь и скобки, словно придерживающие переломанные скулы и челюсть, а во рту трубка для искусственной вентиляции легких. Тут же рядом с ним стоял Нестор, который уже держал свои руки протянутыми над телом профессора. Режиссер с камерой расположился чуть в стороне и перешел на шепот: