Алексей Лукьянов: Бандиты. Красные и Белые

— Но мы же можем победить!

— Можем, да страшно мне. Давит меня этот Лев, хочет, чтобы я все время его носил. А если все время носить, война не кончится. Кто из вас хочет всю жизнь воевать? Нате, заберите!

Петька взять талисман не решился и даже отодвинулся от Чепая. Остальные тоже.

— Вот так-то, любись оно конем. И я не хочу. Потому у нас с вами один выход — победить и бежать отсюда, куда глаза глядят.

— У нас патроны кончились, Чепай.

— Надо идти в штыковую.

Пока бойцы и командир препирались, Лёнька нащупал в кармане талисман Перетрусова. Он хорошо помнил, как требовал Петух послушания, как хотел полностью подчинить себе внутренний Лёнькин голос. Каково же Чепаю? Каково это — отвечать за всех, особенно, когда отвечать не хочется?

Беги к реке, садись в любую лодку и греби отсюда, пока весла не сотрутся, вспомнил Лёнька приказ Петуха. Спасение — в реке. В степи их точно перебьют. На юг идти нельзя, там белые, на север тоже — там красные. А за Уралом можно затеряться.

— Может, нам лучше к реке? — спросил Лёнька.

Все посмотрели на него.

Петька сказал:

— А бедовый-то наш дело говорит. За рекой оторваться можем.

Чепай испытующе посмотрел на Лёньку:

— Молодец, шпион. Коли живы останемся — придумаю, чем тебе отплатить.

Откуда в красных столько силы и дерзости, Белоножкин понимал. Не понимал он другого — как долго его отряд сможет выдерживать этот натиск.

Северная группа никак не могла пробиться через заградительный огонь чепаевцев. С небольшим отрядом подхорунжий обогнул станицу с запада, добрался до южан и ужаснулся: убитыми и ранеными южная группировка потеряла уже бóльшую свою часть — триста человек. Если учесть, что на севере потери перевалили за сотню, то чепаевцы почти уравняли шансы.

В голове Белоножкина крутился давешний разговор с покойным Бородиным — нельзя оставаться в Лбищенске после штурма. Как в воду смотрел, мерзавец дохлый. Шесть сотен бойцов не удержат плацдарм, если красные захотят его отбить. Не удержат они его и сейчас, если у красных осталось хоть немного патронов.

Подхорунжий надеялся только на хитрость и чудо.

В восемь утра казаки по приказу Белоножкина прекратили огонь. Сам подхорунжий вступил в переговоры с Чепаевым, ожидая, пока его люди на северном рубеже установят «льюисы» на высоких точках, по примеру того «максима», что так эффективно работал с голубятни ночью. Все-таки Чепаев, несмотря на свою подлость и отчаянное невежество, оказался достойным противником. У него было чему поучиться.

Кроме того, наиболее удачливые из ночных диверсантов должны были прорвать тыл красных и попробовать развернуть гаубицу на Чепаева — боеприпасы на складах, захваченных в северной части станицы, имелись в предостаточном количестве.

Пулеметы собирались поднять и на южной стороне, на старую пожарную каланчу. Для этого пришлось отправить команду еще дальше на юг, чтобы их не заметили со стороны красных. На юге команда спустится к Уралу, пройдет под прикрытием высокого берега, поднимется на каланчу, и вот тогда можно будет заново разыграть партию.

— Чепаев, на что ты надеешься? — тянул время Белоножкин. — Думаешь, к тебе из Сломихинской помощь придет? Забудь, Чепаев, не придет! Сегодня утром у вас в штабе прямая линия сработала, и какой-то Попов сказал, что часть взята под контроль чрезвычайной комиссией, еще вчера. Ты меня слышишь? Чепаев? Отдай Льва, я тебе слово офицера даю, что отпущу.

Со стороны красных послышался обидный смех.

— Чего ты ржешь?

— Подхорунжий слово офицера дает?! Ха-ха-ха! Курица не птица, прапорщик — не офицер. Утрись своим словом, сопляк.

— Я сам вырву тебе кишки, Чепаев. Жди меня!

Снова обидный смех.

Черт, да сколько можно возиться с этими пулеметами? Все нужно самому делать! На часах уже девять, хотя по плану Лбищенск вместе с Чепаевым должны были лежать у ног победителей с четырех часов.

Как бы в ответ на проклятия командира, с каланчи сделал несколько пристрелочных выстрелов «льюис». Ответом ему был ураганный огонь по позициям красных с северного рубежа. Бухнула пушка, и снаряд упал слева от залегшего отряда Чепаева. Послышались крики, стоны и проклятия.

— Ага, сукины дети! — захохотал Белоножкин. — Получили? Получили? Бей их, ребята, никуда они от нас…

В следующий момент голос подхорунжего сорвался.

Отряд Чепаева встал во весь рост. Строевым шагом по пересеченной, изрытой взрывами местности войско мужиков, которые до революции в руках ничего, кроме вил да грабель, не держали, шло так, как по плацу не каждое элитное подразделение пройдет. Они шагали строго на восток, к каланче, с которой палил «льюис».