— Да как ты его уронила-то? — задрал бороду Иван, глядя на притихшую Марию. — Куриная лапа твоя! Удержать не смогла?!
Та виновато пробормотала:
— Испугалась. Душа ушла из меня. Конь украл ее! Голова кругом пошла… Я в коня чуть не превратилась! Тут вот обронила.
Иван снова взялся за поиски.
— Не конь виноват. Медведь так тебя… — проворчал царь, и в тот же миг его пальцы наткнулись на холодный металл. — Ми-и-ишенька мой… — Иван подцепил фигурку, положил на ладонь и бережно укрыл другой, словно пойманную бабочку. — От отца ведь память.
Царь, не вставая с колен, прижал руки к груди и уставился в небо, не обращая внимания на мельтешащих в высоте птиц.
— Господи, спасибо тебе! — зашептал Иван. — Знак это твой, Господи! Не бесовские они зверюшки, коль не позволил Ты утерять!
Внезапно Иван осознал, что стоит, сложив руки, словно католик на молитве. Смутившись, поднялся и глянул на лежащего неподалеку сокольника.
— Чего разлегся-то? — гаркнул Иван.
Быков, ни жив ни мертв, молча поджал ноги и втянул голову в плечи.
— Эка черепаха, — невольно хмыкнул Иван.
Мария, от чьего зоркого взгляда не укрылось, что гроза миновала, расхохоталась. Сбросила в траву тяжелую рукавицу. Стегнула коня по морде плетью в отместку за пережитые волнения и галопом помчалась по лугу.
Иван, подходя к своему аргамаку, оглянулся на замершего в траве сокольника.
— Ты жив ли, Быков?
Всхлипывая, Быков пополз к ногам царя, по мокрой траве.
— Не губи, государь! Всем сердцем, тебе преданным, молю! Не губи…
Дрожащими пальцами сокольник тянулся к носкам царских сапог.
— Да вставай уже, — вздохнул Иван. — Собирай людей. Поедем в Кунцево.
Васька Быков вскочил и опрометью бросился исполнять царское повеление.
Загудели сигнальные рожки.
Иван вскочил в седло и тронул коня вперед, догоняя Марию. Фигурку он сунул в кишень на поясе — мешочек, видимо, царица тоже обронила, да и пес с ним.
Сокольники спешно созывали птиц, собирали в ягдташи добычу.
Заливисто лая, сбегались со всех сторон к свистящим псарям их питомцы. Выстраивалась стрелецкая охрана.
— Все в сборе?
Пересекли молодую дубовую рощицу, прошли бродом мелкий быстрый ручей. Далее ехали вдоль заросших орешником оврагов.
Мария правила конем насупившись, всем видом показывая, что желает побыть одна. Иван, покачиваясь в седле, усмехался и поглаживал рукоять плетки.
На подъезде к селу, когда уже показалась над желтеющим березняком колокольня церкви Покрова, Иван примирительно сказал:
— Хватит дуться, Машка. Велика ль беда — муж дурой назвал?! Тебя не ругать, а пороть нужно…
Мария повернула к нему делано-надменное лицо. Пожала плечами:
— Так выпори, если сумеешь.
— Разве не умел раньше? Или сомневаешься теперь? Повод есть?
Так, чтобы видел лишь один Иван, Мария показала на рукоять своего ножа, что висел на поясе.
Иван кивнул:
— Вот за нож хвататься умеешь, сомнений нет. Черкесская кровь! Ты бы все, что муж дает, так крепко держала!
Глаза Марии вспыхнули.
— Что положено — удержу. Я жена хорошая!
Иван громко, до слез в уголках глаз, рассмеялся.
— Дикарка, охальница! — шутливо замахнулся он на жену. — За это и люблю тебя!
Мария едва заметно изобразила ему пальчиками такой знак, что царь пуще прежнего зашелся раскатистым смехом. Отсмеявшись, указал на появившуюся из-за деревьев церковь:
— Чудные вещи на русской земле бывают. Вон видишь из белого камня стоит какая красавица? А прежде, еще до деда моего, говорят, была тут другая церквушка. Так в одну ночь ушла под землю, с крестом вместе. Будто и не было ее. Колдовское место, не иначе. Новую церковь-то поставили, а место все равно проклятым называют. Вокруг полным-полно чертовых пальцев рассыпано, острых камешков таких. От зубов и головной боли ими местные лечатся. Такой уж народ у нас — и на Бога, и на черта надеется.
— И эта тоже провалится? — с любопытством спросила Мария, разглядывая церковь.
Иван нахмурился:
— Эта — стоять будет! Вера наша крепнет из века в век, и сила государственная растет. Крепнет Русь. Врагу не взять, чертям не одолеть. Врага побьем, чертей, если надо будет, на службу возьмем.
Мария хмыкнула:
— Главное, муж-государь, вам, русским, самим себя не перегрызть.
Царь кивнул:
— Хоть и баба, а мыслишь верно. Для того я и царь, чтобы держать в узде. Чтобы не учинили бояре над страной грабеж да разбой, не разбежались под крылья жадных до нашей земли стервятников — а таких со всех сторон хватает. И с запада, и с юга, и с востока — отовсюду клюнуть норовят, урвать.
Читать дальше