Александр Трубников - Черный Гетман

Снизу, из бойниц второго яруса, выбрасывая струи дыма, грохотнули вразнобой пушки. Запахло кислым. Ольгерд покинул смотровую площадку и вышел на стену.

Пушки продолжали бить по лугу картечью, но толку от них было немного. Толпа штурмующих уже скопилась у кромки воды и, на ходу мастеря из подручного дерева наплывные мосты, переправлялась через реку.

"Тысячи три, не меньше, — прикинул Ольгерд, — и все на мой участок стены. А у меня десяток стрелков из ночной смены, еще столько же прибегут из казарм, да человек тридцать приданных мещан, дай бог подтянутся успеют. Ох как негусто…"

Широка стена смоленского кремля. Широка, длинна и надежна. Говорят, еще недоброй памяти царь Борис восхищался, что по ней, мол, и на тройке проехать можно. Два часа нужно пешему, чтобы поверху ее обойти. Тридцать восемь башен в крепости и два яруса пушечного боя — обороняйся не хочу. Только вот, когда защитников в городе всего два полка наемников, две хоругви литовского ополчения да полторы тыщи поставленных в строй мещан, то пятиверстовая стена мигом превращается в тришкин кафтан. Один пролет прикроешь — непременно другой оголишь. И ежели штурмующих вдесятеро больше, у них сотни пушек да специально обученный саперский полк, то дела у осажденных, прямо скажем, аховые. Хорошо одно — участок главного штурма давно известен. Зря что ли обученные беглыми англичанами московитские бомбардиры не жалея пороха неделями били в Днепровские ворота и пролет до Городецкой башни, прозванный еще с прошлой войны Шеиновым проломом? Знают, что именно в этом месте стена самая слабая, потому что была разрушена еще в прошлую войну.

Плохо другое. Именно за эти злополучные сорок саженей, к которым сейчас с воем и улюлюканьем, забивая в себе страх, мчится озверевшая толпа, несет ответ он, Ольгерд, наемный десятник из литовской хоругви, которой командует знатный шляхтич, Юрий Друцкой-Соколинский…

Несколько человек, уперев ружья в искрошенные зубцы, открыли огонь, но Ольгерд остановил их коротким приказом. От стены до реки — тридцать саженей, да сама река саженей двадцать пять в ширину. Ружье бьет на сто саженей с гаком, в такую толпу можно и не целить, пуля сама добычу найдет. Однако нужно было погодить, чтобы к тому времени, когда полезут вверх, не растратить боеприпас и не раскалить стволы.

Через реку по наплывным мостам поползли осадные лестницы-сороконожки. Грохнули снова пушки, но реже, чем в первые залпы — пушкарям приходилось отчаянно беречь порох, бездумно растраченный на салюты и фейерверки,

Стрелки московитов вышли на позиции, и по стене застучали тяжелые пули. Один из литвинов, охнув, полетел вниз. Под огневым прикрытием атакующие достигли стены и начали с помощью веревок задирать лестницы вверх. Три из них явно направлялись на их участок.

— По толпе не пали! Бей по тем, кто лестницы держит! — крикнул Ольгерд, указывая пальцем вниз. Засевшие рядом литвины понятливо кивнули и прижали приклады к плечам.

Сам Ольгерд выбрал целью человека в блестящей кирасе, властно размахивающего шпагой. Взял карабин. Поглядел, есть ли порох на полке. Прижал приклад так, чтобы отдачей не вывихнуло плечо. Прицелился, сделав прикидку на ветер. Плавно, но с усилием нажал на спуск. Тренькнуло колесцо, бахнуло над ухом, обзор заволокло пороховым дымом. Ольгерд привычно вытянул подготовленный патрон, надкусил, сыпанул затравку на полку, опустил в прожорливое дуло готовую меру пороха, запыжил шомполом. Вогнал в ствол обернутую в матерчатый картуз пулю. Закончив перезарядку, поглядел вниз: попал или нет?

Московитский офицер все так же сверкал начищенной красой. Только теперь он уже не командовал, размахивая шпагой, а лежал на земле, раскинув руки по сторонам. Да и общий залп оказался хорош — две лестницы из трех свалились на землю и теперь их заново пытались поднять. Но третью осаждающие не упустили и она с громким стуком ударилась в край стены.

"Ну что же, к лучшему, — прикинул Ольгерд. — Как только начнется свалка, снизу прекратят обстрел, чтобы своих не сшибить. А мы уж встретим чин по чину…"

— В толпу, не цель, с лестниц сбивай! — снова крикнул он увлекшимся стрелкам. Сам же закинул за спину заряженный карабин и, обнажив палаш, ринулся к краю стены, где уже бурлила свалка рукопашного боя.

Подлетев к краю стены, с размаху обрушил клинок на шею взбиравшегося по лестнице человека. Тот захрипел и, сбивая нижних, упал в толпу. Второй оказался удачливее — смог увернуться и выскочил на стену. На него с двух сторон накинулись соколинские литвины. Ольгерда попытались достать снизу бердышем. Он увернулся, нанес ответный удар, отскочил, скинул карабин, выстрелил почти в упор, ударил по каске прикладом…