Дмитрий Дашко - Штрафники 2017. Мы будем на этой войне

Гусев чувствовал, что начинает пьянеть. Он не ел с самого обеда, а целый стакан на голодный желудок да еще с непривычки — то еще удовольствие. Он вилкой натыкал разной закуски себе в тарелку и стал есть, незаметно наблюдая за реакцией товарищей.

Вроде все нормально.

«Ерунда все это, — думал Павел. — Подумаешь, выплюнул звездочки на стол, так что теперь, верить в плохую примету? Не, ерунда, дослужусь до генерала, или я — не я буду».

Словно подтверждая его мысли, ротный произнес, обращаясь к сидящему рядом с ним молодому лейтенанту, командиру третьего взвода:

— Иванов, наполняй стаканы, только не по полной, а как в первый раз. Да вот так. Хм… Товарищи офицеры, предлагаю поднять тару за то, чтобы виновник торжества пил коньяк с генеральскими звездами на дне фужера.

Все загалдели, сдвигая стаканы. А Иванов вроде в шутку сказал:

— Только после вас, товарищ капитан. Ну, вы-то к тому времени уже генерал-полковником будете.

Ротный довольно улыбнулся.

Все изобразили веселье.

«Жополиз. Службу понял. Далеко пойдет, еще и командира обгонит», — подумал Павел, выпивая водку.

Вторая порция пошла значительно легче. Да и головокружение куда-то отступило. Он исподтишка поглядывал на свои погоны, испытывая чертовски приятное ощущение от того, что количество звездочек на них прибавилось.

Веселье шло по накатанной. Музыка гремела, народ сновал по бару. Ротный ушел, сославшись на дела, напоследок наказав, что завтра всем, как штык, быть на разводе. Следом за ним удалился Иванов. Остались только свои, так сказать.

Офицеры расслабились, разговаривая обо всем сразу и ни о чем конкретно. Изредка сдвигали наполненные только на четверть стаканы, уже просто так под «давай», ибо все тосты сказаны, да и не нужны они, особо среди своих.

Постепенно разговоры скатились к главному, что, признаться, беспокоило всех: ситуация в стране. А ситуация была аховая. Нищета в одних регионах, недовольство, митинги, столкновения с полицией, жертвы, разбитые витрины магазинов, горящие на улицах легковые автомобили и относительное спокойствие в других регионах странно переплетались по всей стране, где-то кипя накалом страстей, а где-то опасливо замерев в тревожном ожидании. Одни твердили, что лучше худой мир, чем хорошая война. Другие утверждали, что давно пора все менять, жить так дальше нельзя и невозможно.

Захмелевший Павел слушал своих не менее хмельных товарищей, рассуждавших о возможной войне как о непреложном факте.

— Будет война, я тебе говорю, — твердил лейтенант Косов — командир четвертого взвода.

— Согласен, — приобняв расслабленной рукой плечи Косова, вторил его собеседник — Мирон Давыдов — старший лейтенант, командир первого взвода. — Предлагаю за это выпить.

— Не понял. Ты че, в натуре, хочешь, чтобы война началась? — удивился Косов.

— А мне плевать — война так война. Скажут стрелять, буду стрелять, — ответил Давыдов.

— Даже в безоружных гражданских? — покачал головой Косов.

— Вот че ты подкалываешь? — начал заводиться Давыдов. — Хочешь сказать, что ты не будешь, если попрут на тебя толпой, а тебе прикажут открыть огонь?

— Буду, — подумав, кивнул Косов. — Иначе затопчут.

— Товарищи офицеры, предлагаю выпить, — вернулся к главному Давыдов.

— И закусить, — глубокомысленно изрек молчавший все это время Павел. — А то вы тут устроили угадайку — буду не буду. Прикажут — будете… Мужики, пьем за всех нас!

В который уже раз сдвинули наполненные на четверть стаканы, взаимно ощущая особое единение, что наступает у подогретых алкоголем людей.

Музыка плыла по бару. От заполненных гомонящими посетителями столиков столбами валил сигаретный дым, исправно поглощаемый вентиляцией.

— Пойду, отолью, — пробубнил Павел, с усилием поднимаясь из-за стола.

Товарищи вроде как и не услышали его, тыкая вилками в остатки закуски.

Гусев, покачиваясь, дошел до туалетной комнаты, толкнул дверь. Не занято — хорошо. Сделав дела, достал телефон, выбирая из списка номер Оксаны.

Длинные гудки следовали один за другим. Наконец прозвучало:

— Алло.

— Ксю, привет. Ты дома?

— Привет.

Даже в хорошем подпитии Павел почувствовал отчуждение в ее голосе. В этом коротком ответе было все: и нежелание разговаривать, и отвечать, дома она или нет.

— Мы тут с парнями в баре «Старый друг», ну, знаешь такой, да? Приезжай, бери такси, я оплачу, — предложил Гусев, понимая, что это бессмысленно, ненавидя за собственную слабость свое отражение в зеркале.