Брюс Стерлинг - Черный лебедь

— Нет, нет, ты не президент Франции, — согласился я. Президент Франции — гиперактивный венгерский еврей, любящий петь караоке. Президент Николя Саркози был не самым приятным человеком, но его странности были более заурядны, чем странности Массимо Монтальдо.

Голос Массимо ломался от волнения.

— Он сказала, что он обещал сделать её первой леди Европы! Все, что мог предложить я — это возможность инсайдерской торговли и ещё несколько миллионов к тем, что у неё уже есть.

Официант принес Массимо румяный сэндвич.

Несмотря на разбитое сердце, Массимо был голоден. Он вгрызался в еду как цепной пес, зыркая глазами из гущи майонеза.

— Тебе кажется, что я ревную? Нет, я не ревную.

Массимо именно что ревновал, но я покачал головой, чтобы подбодрить его.

— Я не могу ревновать такую женщину, как она! — Массимо поплыл. — Эрик Клэптон может ревновать, Мик Джаггер может! Она — фанатка рок-звезд, ставшая первой леди Франции! Она вышла замуж за Саркози! Твой мир полон папарацци, копов, психов и всего такого, но никто, ни на минуту не остановится и не подумает: «А нет ли в этом заслуги компьютерного гика из другого мира?»

— Нет, — признал я.

— Никто такого даже не выдумывал.

Я позвал официанта и заказал себе двойной эспрессо. Он казался довольным тем, сколько я заказывал. В «Елене» был дружелюбный персонал. Фридрих Ницше мог бы быть одним из их святых заступников.

Старые мрачные стены красного дерева видели всякое.

Массимо затолкнул в себя сэндвич и облизал пальцы.

— Итак, если я отдам этот мемристорный чип тебе, никто никогда не скажет: «Один малоизвестный гик, кушавший сэндвичи в Турине, — самый важный человек в мире технологий.» Потому что в истину невозможно поверить.

Массимо пронзил зубочисткой последнюю оливку. Его руки тряслись от романтических переживаний и кипящей ярости. И ещё он был пьян.

— Ты не следишь за моими словами. Ты действительно идиот? — он пристально посмотрел на меня.

— Я понимаю, — уверил я его, — конечно, я понимаю, я же тоже компьютерный гик.

— Знаешь, кто придумал мемристоры, а, Люка? Это был ты. Ты, понимаешь. Но не здесь, не в этой версии Италии. Здесь ты всего лишь никчемный журналист. Ты создал это в моей версии Италии, там ты гуру компьютерного дизайна. Ты — известный автор, культурный критик и вообще человек эпохи Возрождения. А здесь у тебя нет ни силы воли, ни фантазии. Ты здесь бесполезен, ты не можешь изменить этот мир.

Я не мог объяснить, почему, но я сразу же ему поверил.

Массимо подъел последние крошки. Затем он отставил свою пустую тарелку и вынул огромный нейлоновый бумажник из своих штанов карго. Его пухлый кошелек распирали разноцветные пластиковые ярлычки, что делало его похожим на закон оруэлловской бюрократии. В нем было минимум два десятка разных валют и толстая пачка разноцветных пластиковых визиток.

Он выбрал большую банкноту и с презрением бросил её на холодный мрамор столика. Она выглядела очень похоже на деньги — она была больше похожа на деньги, чем сами деньги. На ней был портрет Галилея и надпись «Евро-Лира».

Потом он встал и вышел из кафе. Я торопливо положил загадочную купюру в карман, оставил на стол несколько евро и поспешил за ним.

Опустив голову, скиснув и бурча, Массимо уходил по огромной площади Витторио Венето, покрытой миллионами камней брусчатки. После долгих поисков он нашел самое безлюдное место на площади, каменную пустыню между рядом кованых уличных фонарей и элегантными железными перилами подземного паркинга.

Он залез в один из бездонных карманов брюк и вытащил связанные поролоновые затычки для ушей, вроде тех, что выдает «Алиталия» на международных рейсах. Потом он открыл свой ноутбук.

— Что ты здесь встал? Ловишь сигнал вай-фай? — я поймал его за руку.

— Я ухожу, — он вставил затычки в уши.

— Я провожу, не возражаешь?

— Когда я досчитаю до трех, — ответил он громче обычного, — тебе придется высоко подпрыгнуть в воздух. Или отойти от меня на расстояние.

— Так и сделаю.

— Да, ещё заткни уши.

— Как я услышу, что ты досчитал до трех, если у меня будут заткнуты уши? — поинтересовался я.

Один — он нажал клавишу F1 и экран его ноутбука неожиданно осветился. Два. После нажатия F2 воздух наполнился противным, режущим ухо жужжанием. Три. Массимо поднялся в воздух.

Прогремел гром. Мои легкие переполнило резким порывом ветра. Ступни будто поджаривали на медленном огне.

Массимо пошатнулся, затем неосознанно обернулся в сторону «Елены».