Федор Вихрев: Третья сила. Сорвать Блицкриг!

Ника

Отгремели фанфары, напринимались поздравлений вместе с неплохой самогоночкой под радостные похлопывания по спинам. Все бы им, мужикам, цяци на грудь вешать, а по мне — всех медалей и орденов в мире не хватит на то, чтобы расплатиться за то, что эти мужики каждый день умирают, идя в атаку на убийственный ливень пулеметного огня.

Вот сижу и смотрю на расшифровку, как баран на новые ворота. Ладно — не баран, а коза, и не на новые ворота, а на бумажку размером с листок блокнота, выдранный по-хозяйски из планшета командира партизанского отряда. А на ней ровными такими буковками: «Капитану Мякишеву с группой остаться для усиления партизанского отряда имени Октябрьской революции товарища Гусевича». Весело, да?!

— И что ты про это думаешь? — Я протянула СБ бумажку и грустно уставилась на лучик солнца, пробивающийся сквозь крону клена.

— Будем выполнять.

Другого ответа я и не ждала. «Дан приказ…»

— И где мы сейчас?

— Вот здесь, — палец ткнул в точку чуть южнее Кричева.

— Пойдем-ка выйдем, товарищ СБ. Поговорить надо.

Жалко, что я не курю. А то было бы хорошим началом разговора — прикурить, затянуться не спеша и вместе с дымом выдохнуть…

— Семен Борисович, — начала я, — вы давно уже поняли, что я немного не та, за которую все меня принимают… Вот. Как бы это сказать попонятнее для вас… Я примерно к такому выводу. Не играйте на публику, даже если она представлена только в моем единичном экземпляре. Поэтому Штаб и лично товарищ Берия нас курируют.

— Ага… вот откуда приказ о вашей эвакуации даже при смертельном ранении.

— Представляю, что они еще тебе наприказывали… но это даже хорошо… Этот Соджет, то есть Медведь, — он такой же, как я. И доставить его надо так же, как и меня — срочно и приоритетно. Не из-за того, что он мой друг… или что я так хочу…

— Я понимаю. Но надо согласовать его эвакуацию с Центром.

— Хорошо, СБ. Спасибо. Когда связь?

— Завтра. В девять утра.

Саня

В соседнем купе кто-то играл на гитаре. Это стихотворение в виде песни я слышал и раньше, но в этот раз исполнение очень отличалось от трансляций по радио. Да и другие, ранее слышанные аранжировки, стремились к академическому исполнению, а здесь было что-то необычное. В своем далеком прошлом (или будущем) я слышал подобное только у «Черных беретов Каспия» во время концерта на день памяти ветеранов Чечни. Не знаю, как других, а меня эта аранжировка задевала куда больше, чем принятая здесь и сейчас. Ловлю себя на мысли, что стал часто вспоминать свою хронородину. К чему бы это? Тем временем гитарист затянул «Нас извлекут из-под обломков…». Закуриваю, стоя у окошка. Нам выделили целый «купейный» вагон, поэтому никому особо не мешаю. Потом послышалась «Рванула из-под гусениц земля…». Странно, в этом мире ее до сих пор пел, кажется, только я, и то только пару раз и без музыки. Ну и переписывал кому-то слова прошлым летом под Брестом и зимой в Выборге. Вот что значит песня за душу берет… разлетелась, наверное, по всей Красной Армии. Но в отличие от попаданцев из прочитанных ранее книг себе я авторство не приписывал, говорил, что не знаю. Поезд нес нас в сторону Москвы. Наш пассажирский плацкарт оказался единственным среди грузовых вагонов. В одном отделении со мной оказался капитан ГБ. После третьего стакана и пачки «Беломора» он рассказал о том, что вел следствие по военным преступлениям. Мы начали было рассказывать ему о хорватах, но он в ответ, горько усмехнувшись, поведал нам об эстонской роте СС. Их зверства даже на фоне хорватов оказались страшнее. Чего только стоили несколько голов детей полутора-двухлетнего возраста на кольях возле их казармы, сваренная заживо просто из развлечения женщина, которую плавно опускали в чан с кипящей водой. На фоне этого несколько просто расстрелянных за то, что недостаточно низко кланялись, подростков не казались удивительным. А пленный русский летчик, забитый кнутами насмерть, вообще не вызвал дополнительных эмоций. Может, это потому, что дальше просто некуда злиться? А ведь капитан ГБ рассказал явно не все, что ему довелось увидеть. Мы хотя бы воевали с врагом, который сохранял какой-то человеческий облик, а эти нелюди не шли с немцами ни в какое сравнение.