Алексей Шепелёв: Переплавка

Самое гнусное: ребята не протестовали. Нет, они не высказывали бурного одобрения, не выражали даже спокойного согласия. Кое-кто даже недовольно хмурился. Но всё равно, они позволяли говорить, они слушали. Слушали эту гнусную клевету на героя Русской Империи и никто, ни один пионер не заткнул негодяя. Да разве это пионеры? Разве это русские?

Ненависть в один момент вскипела в Игоре, он вскочил на ноги и…

Никуда он не вскочил: натренированное тело, всегда послушно выполнявшее всё, что от него требовалось и никогда не подводившее ученика Императорского Лицея Игоря Мурманцева на сей раз отказалось ему повиноваться. Категорически.

Он не смог не то что встать на ноги, а даже оторваться от стула. Мышцы стали словно ватными, да и органы чувств тоже едва-едва работали: взгляд оставался мутным и нечетким, а слова доносились откуда-то очень издалека, сквозь стеной стоявший в ушах мерный гул.

Но они всё-таки доносились, и вместо спасительного безмолвия Игорь был обречен выслушивать рвущий душу в кровь разговор.

— Если уж Мурманцев собрался воевать, то его единственный шанс был в том, чтобы взлететь и расстрелять ултов с орбиты, раз уж у них хватило глупости сесть. Конечно, это победы не гарантировало, но по крайней мере, могло получиться. А когда он заставил свою команду обороняться на земле это уже была безнадёга. Он их практически, на убой поставил.

— Взлетеееееть?! Нас на тактике учили: увидел взлетающий с атмосферной планеты корабль противника — бей, не жалей и не бойся, он как утка на гнезде! Его же из полевых орудий расстрелять можно! — возразил кто-то. Игорь не смел разобрать кто именно.

— Точно, как раз на взлёте-то корабль особенно уязвим. Практически беззащитен, — подтвердил кто-то другой.

— Учили? Да этого «учителя» самого учить надо. Наверное, на таких книгах учился, где закрылки кнопкой впускают. А может ещё и сам подобное писал. Бред редкостный.

— Почему это — «бред»?

— Да потому. Что вообще значит: «уязвим»? Во-первых, степень ущерба при попадании. Чем больше ущерб, тем больше уязвимость. Так?

— Ну, так…

— Во-вторых, вероятность самого попадания. Чем она больше, тем цель уязвимее. Теперь смотрим на космический корабль. Результат попадания не зависит от того, стоит он на земле или летит. Согласен? Или, может, пока он там стоит, на нём суперброня нарастает? А при взлете опадает, как скорлупа?

И снова смех. Мерзкий, противный смех над самым дорогим, что было у Игоря. Будто плевок в самую глубину души. Если бы он только мог, он бы заставил их всех подавиться этим смехом.

Но он ничего не мог. Тело по-прежнему отказывалось повиноваться. Но чувства потихоньку возвращались. Взгляд стал четче, а шум в ушах — меньше.

— А вот со вторым разница есть. Попасть в движущуюся цель всегда сложнее, чем в неподвижную. Потому, космолёт на взлете, конечно, уязвимая мишень. Только если сравнивать уязвимость с космолётом в космосе, где у него и скорость набрана, и маневрировать ничто не мешает. А по сравнению со стоящим на земле кораблём он уязвим намного меньше.

— Понятно… — Игорь даже смог различить кто это сказал. Клёнов.

— Не зря же ещё в старые времена, в Великую Отечественную войну, при налётах на аэродромы лётчики-истребители старались взлететь. Думаешь, они дураки были? Не понимали, что их на взлете сбить могут? Да нет, они это прекрасно понимали. Только понимали и другое: на земле их самолёт вообще практически бесполезен. А если смогут взлететь, то тогда и бой навязать врагу смогут.

— Понятно… — снова повторил Серёжка.

— А уж про полевые орудия… Вообще-то они потому и называются «полевыми», что предназначены для поражения целей в поле, то есть на поверхности планеты, а не в атмосфере. Попасть во взлетающий корабль из них, конечно, можно. В самый первый момент, когда он только от грунта отрывается и высоко подняться не успел. А дальше — извини. Зато если корабль не взлетает, то из тех же самых орудий его расстреливай — не хочу. Вот уж действительно утка на гнезде.

Игорь облизал пересохшие губы. Его сознание окончательно прояснилось. Мало того, он чувствовал, как мускулы снова наливаются привычной силой. Нет, рано радуются враги. Он ещё не проиграл. Ещё минута-другая и он снова будет способен вести бой. И тогда он уже не повторит прежней ошибки. А эти негодяи ответят за всё…

— А откуда ты так хорошо про Раду знаешь? — спросил между тем Алёшка. — Разве ты там был?

— Нет, конечно. И никогда не говорил, что был.