Виктор Побережных: «Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го

Пока немцы были далеко, я осмотрел свое оружие, все было в порядке. Наконец-то я проверю свою «светку» с оптикой! Устроился поудобней, выбрал цель. Ею оказался худощавый молодой немец в расстегнутом до середины груди кителе. Вот в этот треугольник, в виднеющуюся там синюю майку, я и влепил пулю. «Светка» мягко, но сильно толкнула в плечо, потом еще раз и еще, и еще. Часто я, торопясь, промахивался. Но и попадал немало. Когда они подошли ближе, взялся за автомат. Все же с ППД стрелять намного неудобнее и труднее, чем из «калаша». Да и кучность оставляет желать лучшего. Зато боекомплект! Как-то неожиданно быстро немцы оказались совсем рядом, и началась рукопашная схватка. С первым мне просто повезло, я срезал его очередью в упор, а вот второй… Не успел перевести автомат на него, как он выстрелил, и автомат буквально вырвало из моих рук. Поняв, что достать пистолет просто не успею, кинулся на фрица с голыми руками. Все-таки мне продолжало везти! Выстрел, которым он разбил мой автомат, стал последним для него. Пока он передергивал затвор своей винтовки, я уже был рядом и вцепился ему в горло. Он выпустил из рук превратившуюся в палку винтовку и сдавил мое горло. Упав на землю, мы катались, как два зверя, одержимые одной мыслью — убить! Я что-то хрипел, задыхаясь, он тоже что-то сипел по-своему, то сверху был я, то он. В какой-то момент я понял, что могу нормально дышать, а перед моим лицом — мутнеющие серые глаза. Я сполз с мертвого немца, и меня вырвало. Кое-как вытерев лицо, я огляделся — бой заканчивался. Немцы отступали, наши, собирая оружие и раненых, возвращались в окопы. Сил встать на ноги не было, и я возвращался в окоп на четвереньках, будто не умел ходить. С немца, убитого мной из автомата, я снял его ременную разгрузку, на которой были закреплены магазины ко ставшему моим МП-38. Буквально свалившись в свой окоп, я обессилено откинулся на стену. Жутко захотелось пить… Будто поняв мое состояние, сидящий рядом со мной боец протянул мне фляжку. Какая же вкусная была эта теплая, почти горячая вода! С трудом оторвавшись от фляжки, с благодарностью вернул ее хозяину. Тот посмотрел на меня и неожиданно спросил:

— В первый раз в бою?

Я молча кивнул.

— Ничего, привыкнешь, — продолжил он слегка надтреснутым голосом. — После первого раза всем плохо бывает, а потом ничего, втягиваешься.

Я с удивлением уставился на него. Несмотря на грязь, покрывавшую его лицо, было видно, что это молодой парень, примерно моего возраста. На грязном лице блестели зубы и глаза, он подмигнул и сказал:

— Не тужись, все нормально будет. Станешь как мы, злобинские, а злобинские на драку всегда злые были. Фашисты это еще поймут! — И, протянув мне руку, представился: — Сергеев Андрей!

Машинально пожав руку, ответил:

— Тоже Андрей, только Стасов. — И тут все завертелось перед глазами. Злобинские, Сергеев Андрей. Это же мой двоюродный дед! Мне же бабка про него рассказывала, что он в начале войны без вести пропал! А родной дед тоже присказку про злобинских повторял! Они же из енисейских казаков, со станицы Злобино, которая сначала превратилась в деревню, а потом частью Свердловского района Красноярска стала.

— Э! Ты чего! — Я увидел перед собой испуганное лицо своего деда. — Ты прекращай помирать, сначала еще несколько гадов грохни, тогда уж ладно! — Видимо, только теперь разглядев мои петлицы, он дернулся: — Ой! Товарищ сержант, извините!

— Нормально все, — сипло прошептал я. — Это просто отходняк, сейчас все пройдет. И на «вы» не нужно!

В голове был шторм! Он? Не он? Как быть? Что делать? И вдруг пришло спокойствие и понимание. Сделаю все, что от меня зависит, чтобы этот Андрей Сергеев не сгинул в боях на украинской земле, а выжил. Выжил и вернулся домой, а если я хоть как-то приближу день возвращения домой таких же Андреев, то проживу свою вторую жизнь не зря!

— Ну ты даешь, тезка, — продолжил он. — Побледнел, глазоньки закатил, ну впрямь девка перед первым разом! — и жизнерадостно заржал. Мы сидели и смеялись, когда раздался свист, за которым последовал один взрыв, потом еще и еще. Взрывы слились в один грохот, земля опять отталкивала меня от себя, а я лежал и улыбался, сам не зная чему. Потом прилетели самолеты, за ними опять била артиллерия и минометы, снова атака немцев, и так раз за разом. Стало уже темно, а этот бой все не прекращался. Время от времени передавали какие-то приказы, но все они будто проходили мимо моего сознания. Только последний приказ встряхнул меня: сообщили, что идем на прорыв! Последующие двое суток почти не помню. Перегруженный мозг просто отказался помнить происходившее: бой, за ним новый, за ним опять новый. Но мы шли. И вышли. Дивизия, вернее то, что от нее осталось, пробилась из окружения и начала сосредотачиваться в районе города Струсова.