Андрей Валентинов - Ола

– У меня… У меня к вам просьба. Этот сеньор… Он болен, ему нужно помочь. Вы не взялись бы… Сама я не могу, мне ехать надо. А вы могли бы заработать…

Заработать? Она что, меня за погонщика мулов приняла?

– Я – пикаро, досточтимая сеньора, – пояснил я. – Пикаро, да будет известно вашей милости, не работают.

– Пикаро? Ах да, конечно…

Каждому званию – свой почет. Сеньоре в маске ездить дозволено, а такому, как я…

– Ну… вы могли бы слегка… подработать.

Тут я не выдержал – улыбнулся. Знает! Мы, пикаро, не служим, не работаем. Прирабатываем, если что, перехватываем где придется – или деньгу сшибаем по-легкому. Работать же – увольте. Мулы пусть работают!

– Да-да, молодой человек, подработать…

А платочек-то! Бедный платочек! И с чего бы ей так волноваться?

– Я вам заплачу! Два эскудо, золотом. А там, куда вы его отвезете, вам заплатят еще столько же. Это не так далеко, по дороге в Севилью, там живет его дальний родич. Там этому сеньору помогут, ему лекарь хороший нужен, вы же понимаете…

А вот и денежки. И письмецо. Когда только написать успела? На письме – адрес крупными буквами. Это чтобы я, значит, не спутал.

– Вы… вы ему поможете?

Оглянулся я, на героя железнобокого взглянул. Сидит на лавке, где его и посадили, ложку в блюдо с ольей тычет. Бороденка-мочалка вниз свисает, все той же ольей заляпана. Оно, конечно, и помочь можно – за четыре-то эскудо. Тем более мне по пути, крюк совсем небольшой, в полдня всего.

– Вы же понимаете, он как ребенок…

Я кивнул, соглашаясь, и вдруг понял: что-то тут немного не так. То есть совсем не так. Ну, скажем, пожалела барынька этого бедолагу – бывает. И к месту определить решила, с верным человеком направить, золота не пожалела. Тоже случается, конечно. Но странное дело, за весь разговор ни одного имени не помянула. Ни своего, ни идальго этого ушибленного. Не знает? Тогда откуда ей ведать, где родичи его проживают? И моего не спросила. Да как же так? А может, я первый в округе разбойник-душегуб?

– Так вы согласны?

И снова платочек безвинный терзает! Да с чего ж это ей так волноваться?

Подумал я чуток, на горемыку этого поглядел, снова подумал.

Согласился.

И тут же пожалел. Будто мне одного осла мало!

Поблагодарила барынька, платочек спрятала, слуге своему наглому кивнула.

И нет ее! Растворилась словно.

И остались мы с бедолагой идальго вдвоем. Это, конечно, если папашу Молинильо не считать, но он и за шкаф посудный сойти может.

Поглядел я на свои эскудо, в руке взвесил, даже на зуб попробовал…

Вот уж не знаешь, где счастье найдешь!

Два эскудо – деньги. И немалые – двадцать шесть реалов, а в мараведи если – то вообще бесова уйма. Где-то столько мне причитается с каждого плавания – ежели серые волки под латинским парусом не нагонят, конечно. Это мне причитается, я ведь у Калабрийца правая рука, другим же и по полудюжине реалов за глаза хватит. Так что, считай, к Корсике на фелюге сходил. Вот если бы к золоту еще герой благородный не прилагался…

Поглядел я в окошко – пора. До «Черного петуха» еще ехать и ехать.

– Ваша милость! А, ваша милость?

Услышал? Услышал вроде. Бороденкой свой заляпанной качнул, пустую миску на лавку поставил.

– Увы мне, увы!

И вздохнул. Грустно так, жалобно. Даже меня проняло.

– Ехать надо, ваша милость!

– Увы… Вновь не по силам мне оказался подвиг. Поистине тяжек путь странствующего идальго! Однако же мужество поистине превозмогает все препятствия, о чем засвидетельствовал жизнию своею благородный сеньор Ланчелоте, справедливо прослывший первым рыцарем всех времен…

Слушать дальше я не стал. Кликнул служанку, сунул ей медяк, и принялись мы сеньора рыцаря в путь собирать. Меч-то я сразу нашел, а вот за шлемом пришлось за стойку лезть. Шлем тоже старым оказался, мятым, словно топтались по нему, – да еще и французским. Смех, а не шлем! Такие лет сорок тому носили, а то и все полвека. Я понадеялся было, что это все, да где там! Ко всему еще полагалось копье – тяжелое, с треснувшим древком. Оно все это время в углу простояло, я его даже не заметил – за оглоблю принял. Взялся я за это копьецо – и тут же занозу в ладонь вогнал.

А когда я узнал, что у сеньора рыцаря имеется еще и конь, то только вздохнул. Если латы таковы, то коняга не иначе самой Бабьеке [16] [16] Бабьека – любимый конь Сида Компеадора(XII век). бабушка двоюродная.

Как выяснилось – нет. Приличный конек оказался. Упряжь, правда, чуть ли не из мочалы, а так – ничего. Во всяком случае, если и старше меня, то ненамного. Только маленький очень. Сеньор рыцарь даром что тощий, зато длинный, с собственное копье ростом – брас, с четвертью, не меньше [17] [17] Брас – 1,57 м. . Ну, ничего, сюда приехал, значит, и отсюда сподобится.