Михаил Королюк - Квинт Лициний

— Ну и, в-третьих, — я победно улыбнулся своему партнёру по интеллектуальному фехтованию. — В магазинах, да, было пусто, но в холодильниках-то густо! Голодных не было. Хлеб чуть ли не бесплатный, молоко и картошка копейки, основные продукты в достаточном количестве и очень дёшево. Разнообразия продуктов не хватало, это – да, но чтоб кто-то систематически именно голодал… — я развёл руки, демонстрируя недоумение.

Выпитое напомнило о себе с предельным коварством: мой локоть отправил в полёт стоящий на краю стакан.

— Тьфу ты, довыступался, — ругнулся я, приступая к ликвидации последствий.

«Хорошо, что спор идёт без осатанелости. Обычно дискуссия на эту тему у нас на третьей фразе срывается в „сам дурак“, — думал, выцарапывая подстаканник из-под полки, — не переболело ещё…»

— Ну да, ну да, — ухмыльнулся Володя, когда я выполз из-под стола на своё место. — Вот спасибо, голода не было. А овощегноилища помнишь? Треть урожая теряли на хранении. А какой картофель в продаже был, гнилой и на четверть веса глины?

— Было дело… — задумчиво протянул я, вспоминая редкие эпизоды ночных разгрузок вагонов на овощебазе. В памяти всплыл сладковатый запах картофельной гнили и прыжок рассерженной крысы на опрометчиво протянутый палец. А как спать тогда хотелось…

«Пора, однако, на боковую», — подумал я, провожая взглядом плывущую за окном тьму. Сразу навалилась лёгкая усталость, а азарт спора начал быстро улетучиваться. Я подвёл, больше для себя, итоги:

— Говорить, что СССР развалился из-за того, что люди недополучали благ, э-э-э… — я замялся, пытаясь подобрать слово повежливее, не скажешь же малознакомому собеседнику в лицо «ты глупость говоришь», — не совсем логично.

Володя с ироничным пониманием кивнул моей заминке.

— Страну развалили не низы, которые порой испытывали определённые материальные лишения. Последние лет десять сельское хозяйство действительно не справлялось, шло ухудшение ситуации. Но эта замятня была инициирована той частью элиты, которая имела всё. Именно поэтому бессмысленно вспоминать «как мало было колбасы». Как раз те, кто раскачал систему и пустил её в разнос, колбасы имели навалом. Не в этом причина. А так… Всё было, и плохое тоже было. Но почему ж почти всем, жившим в те годы, так упорно кажется, что вместе с грязной водой выплеснули и ребёнка? Всё могло бы быть иначе, если бы не череда ошибок и случайностей. Распад страны уж точно не был предопределён историей, были иные варианты.

— А без ошибок не бывает исторического процесса. Все ошибаются.

— Это да… Знал бы прикуп – жил бы в Сочи. Если бы хоть кто-то твёрдо знал, — я выделил голосом последнее слово. — К чему всё это приведёт, историю можно было бы развернуть в другую колею.

— Навряд ли, — со скепсисом откликнулся Володя. — Исторический процесс обладает инерцией разогнавшегося катка. Один человек для этого катка, что тля под кузнечным прессом. Ничего бы ты не сделал, даже обладая всеми знаниями сегодняшнего дня. Я имею в виду, ничего, что смогло бы радикально изменить историю хотя бы этой страны.

Я откинулся назад, обхватив плечи руками, и задумался над этой гипотетической ситуацией. Володя тем временем вновь наполнил рюмки и, порывшись в бездонном портфеле, достал и разделил молочную шоколадку.

— Пожалуй, я бы поспорил с этим утверждением. Я бы взялся, да кто ж предложит… — грустно пробормотал я, закусывая.

— Что, — недоверчиво хмыкнул Володя. — Вот прямо так бы всё бросил и взялся?

— Угу. Согласный я. О, дайте, дайте мне возможность! — запрокинув голову к тускло мерцающему потолочному плафону, фальшивя, напел я.

В глазах у Володи что-то мелькнуло, и он замер, наклонив голову набок и о чем-то раздумывая, потом неожиданно резко наклонился вперёд и жёстко рубанул ребром ладони по столу:

— Договор.

— Что? — не понял я.

— Договорились, говорю. Пробуй.

— Не смешно, — фыркаю я.

— Согласен, не смешно. Но смешно и не должно быть, — сочувственно прозвучало в ответ.

Он откинулся назад на подушку и сделал кистью какой-то круговой пасс с потягиванием на себя.

Я протрезвел…

…и ошалел.

С минуту мы сидели молча, глядя друг на друга, я – застыв в наклоне вперёд, а он, напротив, небрежно откинувшись на подушку в тени верхней полки. Мысли в голове внезапно устроили подобие шабаша, словно каждая извилина попыталась докричаться до сознания независимо от остальных. Я отстраненно любовался тем, как хаотично возникающие идеи сталкивались и разлетались на фрагменты, из которых складывались новые причудливые комбинации желаний и образов. Затем досадливо тряхнул головой, призываю мозг к порядку и, добившись хотя бы его видимости, смог вернуться во внешний мир.