Игорь Николаев - Триарии

Записанный на пленку голос сообщил из динамика, что через четверть часа поезд прибудет к конечной станции. Александр вытянул вперед руки, пошевелил пальцами, притопнул ботинками по ворсистому искусственному покрытию на полу вагона. Хорошо быть восьмидесятилетним и достаточно здоровым для дальних самостоятельных поездок. Замышляя путешествие, Александр немало помучился, думая, как тактично сообщить многочисленной родне, что этот путь он должен проделать сам, в одиночестве. Но разъяснять, в общем, ничего и не пришлось.

Хорошо, когда тебя понимают.

Взгляд путника упал на рекламный плакат, вставленный в специальную рамку. За последние дни Поволоцкий видел его неоднократно, в самых разных вариациях. Новый визографический фильм в нескольких частях. Впрочем, теперь их называли «телесериалами». С красочного многоцветного рисунка на Александра смотрело хорошо знакомое лицо Ивана Терентьева.

Поезд замедлил ход, тихо зашипели пневматические тормоза. Большая часть пассажиров вышла на предыдущей остановке, в салоне осталось совсем мало людей. Проходя к выходу, медик пропустил вперед совершенно лысого человека с военной выправкой и солидным набором орденских планок на груди. Тот кивнул, молчаливо благодаря за услугу.

Судя по желтоватой лоснящейся коже без пор, перчаткам и характерным дерганым движениям, незнакомец когда-то был страшно изувечен, получив сильнейшие ожоги, лишившись рук и ног. В нынешние времена искусственная кожа и биомеханические протезы были почти неотличимы от настоящих, но по какой-то причине увечный не хотел или не мог пользоваться современными образцами.

На лацкане его куртки Поволоцкий заметил редкий значок - маленькая стилизованная ракета, расположенная горизонтально, и три языка пламени над ней. Знакомый символ. Знакомый и очень редкий – слишком мало осталось в живых тех, кто когда-то надел форму с эмблемой танкоистребителей. Еще у калеки оказался «георгиевский бант» наград, но почему-то без самого первого, четвертой степени. Полных георгиевских кавалеров было меньше трех тысяч за всю войну. «Висла» - значит, они с Александром дрались где-то рядом. Две «Отваги». «Крест заслуг». Кто-нибудь из молодых энтузиастов военной истории по одному списку наград мог бы, наверное, вспомнить имя, фамилию и боевой путь героя...

Человек из прошлого, такой же, каким иногда чувствовал себя Александр. Каким был Терентьев, про которого теперь пишут книги и снимают фильмы - кинографические и «телевизионные».

Заслуги Ивана были слишком значимы, чтобы скрыть их обычными приемами сохранения государственной тайны. Терентьев много сделал для победы, стал известен, после излечения занимал весьма значимые посты, как в ходе войны, так и после нее. Скрыть его роль и происхождение казалось почти невозможным, поэтому «попаданец» был забыт, навсегда похоронен в тайных архивах, под грифом «Только для Его/Ее Величества; хранить вечно». Вместо пришельца из иного мира в историю шагнул гениальный аналитик, резидент имперской военной разведки, работавший в западной Европе до вторжения Евгеники, отозванный на родину с началом войны, для ответственной штабной работы.

Естественно, что такая удивительная жизнь, полная приключений, да еще с любовной историей Ивана и Ютты, привлекла внимание писателей и кинографистов. Это немало веселило самого «гения разведки», до самой его смерти в восемьдесят восьмом году. Даже самые совершенные, новейшие методы лечения, предоставленные Империей и Конфедерацией, оказались бессильны – организм, изнуренный ранениями, а так же многолетней работой на износ, просто исчерпал запас прочности и отказался служить дальше. Иван угас в течение трех месяцев, но до самого конца с пролетарской прямотой посылал подальше тех, кто пытался ему соболезновать. Как говорил сам Терентьев – пережить революцию, гражданскую смуту, две мировые войны, повидать социализм и империализм, уйти в отставку заместителем канцлера, обрести семью, увидеть внуков и умереть в твердой памяти и здравом рассудке – о чем жалеть? И в этом с ним трудно было спорить.

Покидая вагон, Поволоцкий бросил прощальный взгляд на плакатик. Терентьева играл очень хороший, известный актер, даже внешне похожий на прообраз. И все же… никакое актерское мастерство не позволяло в полной мере повторить впечатление, которое Иван производил в личном общении. Не могло воспроизвести его взгляд, спокойную, сдержанную мудрость человека, дважды заглядывавшего в преисподнюю войны на истребление.