Константин Арий - Олимпиада-80

На его плечо легла тяжелая рука.

— Ну что, давай подброшу до стадиона, — вывел Макса из оцепенения мягкий голос широкоплечего мужчины.

Макс в смятении последовал за ним. Вместе они пошли к стоящим неподалеку темно-синим «Жигулям».

— Где я? — усевшись в машину несмелым голосом спросил Макс.

Широкоплечий посмотрел на него с явным удивлением.

— В Москве, где же, — ответил он с усмешкой.

— А страна? — путаясь в мыслях спросил Макс.

Его собеседник залился бурным хохотом:

— На солнце перегрелся, да? — переводя дыхание сказал он. — Столицей какой страны может быть Москва? Ну ты даешь! Советский Союз, конечно…

Новый знакомый на мгновение отвлекся от дороги, взглянув на Макса — тот был полностью поглощен окружавшей действительностью. Мимо проносились вереницы фонарных столбов, увешанных гирляндами красных флажков; гигантские щиты с портретами Ленина украшали фасады многоэтажных домов; то тут, то там попадались огромные плакаты с олимпийским мишкой и монументальные композиции в виде эмблем Московской Олимпиады.

Макс вертел головой по сторонам, увлеченно разглядывая непривычную ему обстановку. Проезжая перекресток, ему в глаза бросилось ярко-красное полотно транспаранта с выведенными на нем золотыми буквами «Решение XXV съезда выполним!».

Широкоплечий с интересом наблюдал за своим попутчиком.

— С Луны, что ли свалился? — спросил он Макса.

— А?.. нет, я здесь случайно… — растерянно произнес тот. — А какой сейчас год?

Мужчина залился своим привычным громким смехом.

— Ну ты даешь, браток! ох, насмешил! — отойдя от приступов веселья, все еще широко улыбаясь, он продолжил. — Девятнадцатое июля тысяча девятьсот восьмидесятого года, через тридцать минут открытие Олимпиады, если тебя и это интересует. Ты ведь на открытие сюда приехал, да?

Макс не ответил, все еще с изумлением разглядывая улицы празднично украшенного города.

— Приглашения нет, значит? Ну ничего, у меня два с собой есть. Одно тебе отдам. Меня на работе как стахановца премировали — хотел с женой пойти, но ее видишь, на работу в НИИ дернули. Она у меня физик-ядерщик. Так что, с тобой пойдем. Кстати, Николай, — мужчина дружественно протянул руку.

— Максим, — пожал широкую сильную ладонь Макс.

— Вот и познакомились, — улыбнулся в ответ Николай своей широкой белозубой улыбкой.

Они поехали дальше. Николай изредка поглядывал на Макса, едва заметно улыбаясь. Когда они проезжали Садовое кольцо, навстречу им попался мчащийся с бешеной скоростью черный лимузин с наглухо тонированными стеклами и звездно-полосатым флагом США на капоте.

— Баба-Яга против, — язвительно усмехнулся вслед лимузину Николай.

— Что? — не понял его Макс.

— Американский посол мчится в аэропорт, — пояснил Николай. — Бойкотирует Олимпиаду, — с ярко выраженной издевкой произнес он последние слова

Доехав до Хамовнического района они припарковали машину недалеко от Центрального стадиона имени Ленина — уникального спортивного комплекса, радикально реконструированного в честь Олимпийских игр. Позже он был переименован в «Лужники».

Церемония открытия должна состояться на Большой спортивной арене стадиона, куда и направились Макс со своим спутником. Преодолев цепь усиленного контроля, они предъявили приглашения и направились к трибунам искать свои места.

Вокруг было очень людно и шумно. Все зрительские места были забиты до отказа, — всюду, куда ни глянь, не было видно ни одного свободного места, все лишь пестрая толпа пришедших зрителей, галдящих на разных языках; некоторые из них пришли даже в своих национальных костюмах, отчего эта толпа казалась еще более пестрой и яркой.

Дойдя до своего места и усевшись, Макс с интересом огляделся вокруг. Тысячи людей с нетерпением ждали начала торжественного события, которое, как все они понимали, должно было стать грандиозным и запоминающимся.

На зеленом поле стадиона уже стояли семь длинных рядов фанфаристов, готовых оповестить о начале праздника. По периметру поле было огорожено спортивного вида молодыми людьми, преимущественно девушками, с находящимися в их руках широкими лентами, раскрашенными в цвета олимпийских колец.

На Восточной трибуне располагался гигантский цветной экран, по ходу церемонии на котором должны были отображаться всевозможные картины. В самом деле, это был не просто экран — это были четыре с половиной тысячи специально обученных статистов, должных поднятием цветных флажков, щитов, съемных манишек и шапочек рисовать живописные панно.