Константин Калбазов - Бульдог

Дорога совершенно свободная. Когда никогда мелькнет встречка. Поздно уже. Город практически полностью погружен в сон. Красный сигнал светофора. Да кто на него смотрит. Машина проскакивает пустой перекресток. Еще немного. Вот и станция скорой помощи. Шлагбаум закрыт. Но это не преграда, это рассчитано на законопослушных водителей. Пластик разлетается на мелкие куски и черный автомобиль влетает на просторный двор.

Буров еще успевает нажать на тормоза. Заметить, что машина замерла. После чего его накрывает темнота и он заваливается на пассажирское сидение.

— Что это!?

— Совсем охренели, барзота!

— Твою мать! Маша, вызывай ментов!

— Они сейчас уже полиция.

— Да один хрен!

Возмущению собравшимся покурить на холодке работникам скорой помощи не было предела. Подумать только, какой‑то нахал перепив, протаранил шлагбаум и влетел прямиком во двор скорой помощи. Конечно пьяный, а какой еще‑то. Ни один в трезвом уме не станет так делать. Нет, с наглостью все нормально, но портить машину, снося шлагбаум, даже пластиковый.

— Погоди, Валера.

Самый старший из присутствующих, медленно вынул сигарету из рта и близоруко сощурившись глянул на машину. Водитель уже пропал из виду, увалившись на соседнее сидение, но что‑то бывалому медику не понравилось.

— Парни, а ведь это машина Бурова.

Подал голос водитель по имени Генадий, самый молодой на станции представитель мужской половины. Он работал в экипаже самого старого врача, осадившего коллегу. Но с другой стороны молодой это конечно относительно. Без стажа вождения водителем на станцию скорой помощи не попадешь, требования они существуют чтобы их исполнять, какой бы знакомый ни был.

— Генка, тащи ящик!!! Живо!!!

Едва распахнув дверь авто, тут же закричал врач. Потом сунулся в салон чтобы извлечь раненного наружу. В каком бы тот ни был состоянии, он уже успел навредить себе настолько, что вряд ли тут много испортишь. Благодаря большому стажу и девяностым, с их разборками в криминальном мире, у него был достаточный опыт работы с огнестрельными ранениями. Так что, он не растерялся, был собран и внимателен. Тем не менее, нужно было быть очень осторожным…

— Ну что там, Всеволод Борисович? — Выйдя на крыльцо, поинтересовалась дежурная сестра.

Говоря это, она не сводила взгляда с пятерых мужчин, бегом направляющихся прямиком через ограду на территорию больницы. Глупо задействовать машину и ехать в объезд, когда до приемного покоя не больше сотни метров, через боковую калитку.

— Бог весть, Машенька, — нервно отбросив в сторону окурок, ответил старший смены, — По всему, он должен был уже умереть, а он… Ты позвонила в реанимацию?

— Обижаете. Их уже встречают.

— А в полицию?

— Ага. Всеволод Борисович, а он выживет?

— Надежда, она умирает последней. Нет. Не в этом случае. Хорошо если вообще донесут. Но с другой стороны… «Бульдог» он и есть «бульдог», характер у него не подарок, а в мире всегда есть место чуду.

— Значит, только чудо.

— Только чудо, Машенька. Так, хватит тут торчать. У тебя телефон трезвонит. Марш на место.

Он медленно открыл глаза и не шевеля головой, так как сил на это просто не оставалось, повел взором по сторонам. Наконец‑то один. Неужели это сумасшествие закончилось и его все же оставили в покое. Господи, как он устал. Сначала этот чертов воспитатель и наставник Алексей Григорьевич затеял венчание. Сволочь. Ведь знает же, что ему плохо, что болен. Но нет, о своей выгоде печется. А ведь просил, умолял оставить в покое. А еще этот священник. Знай свое толдычит — «Венчается раба божья…» .

А Ванька? Иван, друг сердешный, душа родная и верная. То стоял в стороне, не вступившись, а не успели все убраться из комнаты, как тут же подлез с тестаментом [1] Тестамент — завещание. — подпиши Христа ради, не то всему нашему семейству конец. Плевать ему, что друг помирает, о своей шкуре имеет беспокойство да и только.

Боже, а любил ли кто его по настоящему. Вот думал, что Лиза любила. Как он о ней мечтал. А как любил. Вопреки православному обычаю был готов жениться. Вот только бы стать покрепче на ноги и обязательно женился бы. Конечно, есть Катька и батюшка ее, Алексей Григорьевич, ну да не она первая окажется заточенной в монастырь, ни она и последняя. Он так и решил, как только взойдет в силу, то обязательно разведется и женится на Лизе. А что, дед его вполне подобное проделывал, а он разве не император. А то что тетка она родная. Так и что с того. Дед же хотел, чтобы на Руси все по европейскому обычаю было, вот и будет.