Михаил Королюк - Инфильтрация

— Достаточно, достаточно, — торопливо остановила меня Эльвира. — Понятно. Хм.

Она ненадолго задумалась, болезненно щуря глаза.

— Ладно, — решительно подвела черту, — будем выбивать. Даже интересно. — Англичанка окинула меня хищным взором, словно решая, с какого места прямо сейчас начнется то самое «выбивание».

Я невольно поежился. Впрочем… Пусть выбивает, от меня не убудет. Кембриджское? Ха, нашли чем испугать. Я робко улыбнулся:

— Эльвира Хабибульевна, я пойду? Звонок скоро…

Эльвира поиграла бровями, шмыгнула еще раз, полистала свой журнал и напоследок зловредно сказала:

— А за четверть — «четыре». Пахать надо, Соколов, пахать! Английский надо задницей брать. В слове засомневался — открываешь Мюллера и ищешь. И тут же заучиваешь всю словарную статью. А, что тут говорить. — Она с досадой махнула рукой. — Иди…

— Ну? Как?!

— На заднем дворе их много.

— Сейчас стукну! Вот дай только сапоги сниму.

— Считай до десяти, я пока спрячусь.

— Сейчас… дай только сапоги снять… сейчас… — Наклонившись, мама нервно подергала на сапожке заевшую молнию, потом нетерпеливо распрямилась и гневливо топнула: — Я тебя сейчас сама между половицами спрячу, паршивец мелкий, папа потом с микроскопом не найдет! Отвечай быстро, что по русскому, литературе и английскому?!

— «Три», «четыре», «четыре», — дурашливо вытягиваюсь в струнку и рапортую, радостно поедая глазами лицо начальства. Потом опускаюсь на колено: — Да не дергайся, сейчас расстегну… Вот, с лаской надо, с любовью…

— Так… — мама на глазах веселеет, — уже легче. Тему на что сдал?

— «Пять», — отвечаю гордо.

— По остальным что в четверти?

— То же, что и во второй.

Мама повесила пальто и вспомнила, что хвалить вредно:

— По русскому — три балла, стыдоба-то какая! Как жить будешь с такой грамотностью? Начальство не будет уважать, коллеги станут смеяться за спиной, пальцем показывать… — запричитала она жалобно над моей судьбинушкой.

— Девушки любить не будут, — с тоской в голосе подхватил я скорбный перечень.

Мама сразу заметно напряглась:

— Какие девушки? Зорька твоя, что ли?

— Ну зачем обязательно Зорька… Это даже, совсем напротив, необязательно… Вообще девушки как биологический вид. Вот скажи, — с энтузиазмом развиваю тему, — ты в папин диплом с оценками когда заглянула — до моего рождения или после?

— Э-э-э… — ошеломленно тянет мама, — я?

— Ну да, мне-то зачем?

Она что-то такое вспомнила и порозовела.

— Ты это кончай выдумывать, оценки какие-то…

— Есть кончать с оценками! — довольно согласился я. — И вообще, что у нас сегодня на праздничный ужин планируется?

Мама пару раз озадаченно моргнула:

— Тьфу на тебя, язык длиннющий! Совсем заболтал. Ты не думай, что я тебе эту «тройку» так спущу! Ты у меня учебник наизусть учить будешь! Вот подожди, папа приедет…

И под эти ритуальные обещания мы переходим на кухню. Пройдя к столу, мама вытряхнула из матерчатой сумки добычу и азартно нависла над ней. Сероватая бумага распахнулась, и я увидел легендарную синюю птицу. Судя по застывшему в глазах выражению, она так и умерла непокоренной. Чем-то, то ли горделиво заброшенной вверх головой с топорщащимся гребнем, то ли свободно распрямленной позой, она походила на непреклонно прошедшую по жизни старушку-раскольницу. На кур двадцать первого века смахивала не больше, чем жилистая дворняга — на разожравшегося ротвейлера. Элегантно вытянутые тонкие синюшные лапки были обтянуты кожей с топорщащимися кое-где жесткими остями. Сквозь нее просвечивали тугие жгуты сухожилий и мышц, накачанных, видимо, за время предсмертного перегона строем из Сибири на Синявинскую птицефабрику. Судорожно скукоженные когтистые лапы молили о скорейшей отправке к задней стенке морозилки, где они упокоятся в жутковатом, навевающем мысли о Дахау, штабеле себе подобных до первомайского студня.

— Ты иди и дверь закрой, я ее сейчас опаливать буду, — озабоченно сказала мама, открывая форточку.

— Почем килограмм трофея? — поинтересовался я, разглядывая размашистый карандашный росчерк «два двенадцать» на углу обертки.

— Два тридцать.

— Меньше килограмма…

— А с чего им больше быть? Кормят впроголодь, а яйца всю жизнь неси. Бедняга — тощая, как цыпленок.

Мама засунула руку в курицу и начала что-то там нашаривать.

— Да, а у нас классы объединяют. Из двух наших восьмых делают один девятый, остальные — в училища и обычные школы, — поделился я главной новостью дня.