Пётр Макаров - Часовщик

‑ Вот и не дойду я, что лучше. Гаковница для засад неплоха должна быть, и в поле, если накоротке, неплоха. Зато пушка бьёт дальше, и ядром стрелять может. Не слишком крепкие ворота можно и такой высадить, без осадных жерл. Ежели с Литвой, а особо с ливонцами ратиться, получается гибче управление огнем.

‑ Ч‑чего?

‑ Выбирать можно, от замка ли к замку осадные жерла таскать, или только к самым крепким, а на остальные просто стрельцов выделить с приданными пушками. Вроде как в рубке, выбор меж копьём и саблей, или куда бить, в колено или в подмышку.

‑ А с гаковницы ежели ядром, не пробовал?

‑ Не то. Короткая, ствол тонкий, смех да позор только. Иначе же ‑ вес больше, неудобно.

‑ Так не ломай тогда голову. В поле ‑ пищали и пушки, в крепости ‑ добавь гаковницы. И помещикам, кто побогаче, в усадьбы.

‑ А наряду пушечному?

‑ А им пистоли. Казна не убудет, а умелые люди сохранней.

Вот так и разрешились мои сомнения. И легкая полевая пушка, и гаковница простояли на вооружении до самого перехода на казнозарядные системы. Менялись заряды и лафеты, добавлялись прицелы ‑ а стволы оставались. Расстрелянные шли, конечно в переработку, но казна заказывала новые ‑ той же конструкции. Возможно, правда, что и цена играла роль ‑ ствол получился недорогой, а у нас вечно нужно было то новые полки вооружать, то новые крепости ‑ на стены и башни эти пушечки пошли после появления единых требований к крепостным артиллерийским площадкам, ну и крепостного лафета. Удачно получилось, словом. Слава шведам моего мира, которые собственно и внедрили подобные пушки первыми. Те, правда, были медными ‑ но важна идея.

Два дня спустя Дума утвердила не только пушки и пищали ‑ самое главное, одобрила 'основы строения пушечного дела'. Не калибры и расчеты лафетов там были главными, нет. Даже не стандартизация порохов и зарядов, или единые правила приемки ‑ а принцип предварительного формулирования условий и задач применения, и оценки существующих систем на соответствие им. С тех пор русская артиллерия плясала от печки, а не фантазий мастеров или взяток великим князьям.

Князь, окольничий Великого князя Московского, глава Большого Наряда, Пушечного и Охранного приказов, Иван Федорович Оболенский, иной раз прозываемый скабрезно 'княгинин барь...ин', приподнялся из‑за стола, глядя на вошедшего в невысокую дверь рослого человека в пластинчатом доспехе.

‑ Привез?

‑ Здрав буди, княже. И привез, и на двор пушечный сдал. Тульскую выработку в расточку, со своего завода еще четыре жерла добавил, те уж на основах, только колеса поставить, спытать, да и в полк.

‑ Ты, спытальщик, одни жерла привез, что ли?

‑ Ну, жерл нерасточенных всего десятка два, и по полста зарядов крупного жребия на каждое. И ядер по полторы дюжины, жаль, зелья пока не могу вырабатывать.

‑ Ты же плакался, только десяток обещал, а привез едва не годовой урок.

‑ Пошло уж очень хорошо, боярин. Народец‑то ‑ не пахари, а кто торговлю имел раньше, кто ремесло какое. Вот и вышло, что управились лучше. Думаю, на следующий‑то год, и полный урок сдюжим, десятков семь жерл отольем.

‑ Добро. ‑ и боярин, вызвав непроизвольный кряк у сидевшего на лавке у стены дьяка, выбрался из‑за стола и обнял розмысла. Двое подьячих завистливо вздохнули.

‑ Вот еще столы привез со своего поместья, чай, поудобней будут. Только сани в Кремль пускать не хотят без твоего ведома, Иван Федорович.

‑ Что за столы‑то?

‑ А надоело мне как‑то писать, на колене бумагу разложив, да потом по сундукам записи и чертежи выискивать. Ну и седлал стол с коробами, для тех бумаг, что чаще всего нужны бывают. И сюда три захватил, чай, поудобнее будет.

‑ Ты что же, вровень со мной дьяка посадить собрался, да сам сесть? ‑ Иван Федорович налился дурной кровью, рука метнулась к сабельной рукояти... Не нашла ‑ снял боярин перевязь, садясь за стол.

‑ Как можно, боярин, и в мыслях не держал честь твою уронить. Вот только мнится мне, то, как ты сейчас сидишь, её роняет, да делу урон наносит.

‑ Это чем же?

‑ А глянь, князь, по положению‑то твоему, отдельный покой нужен, или хоть выгородка какая. Мало ли, что за бумаги у тебя на столе могут оказаться? Ну как войдет кто из заводских ‑ надо оно им, твои дела видеть? Коли к тебе зайдут, и переговорить без гомона можно, если покой отдельный.

‑ Так у нас и сейчас гомона‑то нет.