Джон Кристофер - Смерть травы. Долгая зима. У края бездны

— Слава богу хоть за это, — сказал Джон.

— Когда ты наконец закончишь молиться Деве Марии, — перебил его Роджер, — тебя не затруднит покрыть это маленькое сердечко?

— Роджер, — мягко запротестовала Оливия.

— Двести миллионов, — продолжал Джон. — Памятник человеческой гордыне и упрямству. Если бы над вирусом поработали шестью месяцами раньше, они были бы теперь живы.

— Кстати, о памятниках человеческой гордыне, — вставил Роджер, — и пока ты думаешь, как бы вывернуться и не пойти этим чертовым тузом, как там твой собственный Тадж–Махал? Ходят слухи о проблемах с рабочей силой?

— А есть хоть что–нибудь, о чем ты не слышал?

Роджер был инспектором по общественным связям в Министерстве промышленности. Он жил в мире сплетен и слухов, которые, по мнению Анны, питали его природную жестокость.

— Ничего существенного, — сказал Роджер. — Как думаешь, поспеете к сроку?

— Передай своему министру, — ответил Джон, — пусть его коллега не боится — плюшевый гарнитур для него будет готов без опоздания.

— Вопрос в том, — заметил Роджер, — будет ли коллега готов для гарнитура.

— Опять сплетни?

— Я бы не назвал это сплетнями. Может, конечно, его шея неуязвима для топора, интересно было бы взглянуть.

— Роджер, — не удержалась Анна, — ты что, получаешь огромное удовольствие от вида людских страданий?

Она тут же пожалела о сказанном. Роджер посмотрел на нее изумленным взглядом. У него было обманчиво мягкое лицо с безвольным подбородком и большими карими глазами.

— Я — маленький мальчик, я никогда не вырасту, — Дурачась, сказал он, — если бы ты была в моем возрасте, ты бы наверняка хохотала над толстяком, поскользнувшимся на банановой кожуре. Но тебе жалко смотреть, как они ломают себе шеи, жалко их несчастных жен и кучу голодных ребятишек. Так что, уж будь добра, позволь мне играть в свои игрушки.

— Он безнадежен, — сказала Оливия. — Не обращай внимания, Анна!

Она говорила с поразительным спокойствием, словно терпеливая мать с непослушным ребенком.

— Все вы, взрослые чувствительные люди, — продолжал Роджер, по–прежнему глядя на Анну, — должны зарубить себе на носу: сейчас сила на вашей стороне. Вы живете в мире, где все говорит в пользу чувствительных и цивилизованных людей. Но это очень ненадежно. Возьмите хотя бы древнейшую цивилизацию Китая и посмотрите, что из этого вышло. Когда начинает урчать в животе, забываешь о хороших манерах.

— Я все–таки вынужден согласиться, — сказал Джон, — ты просто атавизм, Роджер!

— Иногда мне кажется, что они со Стивом ровесники, — сказала Оливия.

Стив был девятилетним сыном Бакли. Роджер слишком любил его, чтобы отпустить в школу. Невысокий для своего возраста, явно недоношенный, мальчик был подвержен странным приступам внезапной жестокости.

— Но Стив–то повзрослеет, — заметила Анна.

Роджер усмехнулся:

— Тогда он не мой сын.

Когда дети вернулись домой на каникулы, семейства Кастэнсов и Бакли отправились на уик–энд к морю. Обычно для таких поездок они в складчину брали напрокат трейлер. Одна машина тянула домик на колесах на пути к морю, другая — на обратном пути. Трейлер служил домом для четверых взрослых, дети спали рядом в палатке.

Чудесным субботним утром они лежали на нагретой солнцем гальке. Рядом тихо плескалось море. Дети ловили крабов вдоль берега. Джон, Анна и Оливия просто грелись на солнышке, Роджер — более непоседливый по натуре — сначала помогал детям, потом тоже лег. Он явно казался чем–то обеспокоенным.

Когда Роджер уже в который раз посмотрел на часы, Джон не выдержал:

— Ну ладно, надо чем–то заняться.

— Интересно, чем? — спросила Анна. — Может, хочешь приготовить обед?

— Лучше спустимся–ка мы с Роджером в деревню, — ответил Джон. — Они сейчас откроются.

— Они уже полчаса как открылись, — заметил Роджер. — Возьмем твою машину.

— Ленч в час, — объявила Оливия. — Опоздавшим ничего не достанется.

— Не волнуйся.

Глядя на стоявшие перед ним стаканы, Роджер сказал:

— Так–то лучше. На море меня всегда мучит жажда. Должно быть, из–за соленого воздуха.

— Ты немного раздражен, Родж, — сказал Джон, отпив из своего стакана. — Я еще вчера заметил. Тебя что–то беспокоит?

Они сидели в баре. Через открытую дверь виднелась дорожка, посыпанная гравием, и широкая полоса ровно подстриженной травы рядом с ней. Воздух был теплым и влажным.

— Раздражен, говоришь? Возможно.

— Могу я чем–нибудь помочь?