После отъезда посольства Олег Иваныч, по совету Ивана Костромича, сходил вместе с ним в церковь, горячо помолился, после чего все его хвори словно рукой сняло! В храм-то еще шел ковыляючи — а обратно — здоровее здорового. И не потому, что лень стало осторожничать, а просто забыл Олег Иваныч во время службы, на какую ногу припадал, а спрашивать у Костромича счел чересчур уж нахальным делом. Иван Костромич вечером навестил болящего — выглядевшего не в пример лучше, чем утром. А когда выкушали под холодец с хреном корчажку стоялого медку — так и совсем полегчало Олегу Иванычу, песни петь потянуло.
— Как ни жил на свете Володимир-князь, — затянул захмелевший гость, — На свете белом, да на Киеве, Да на Киеве, во стольном граде… Эхма!
После третьей кружки Олег Иваныч тоже осмелился подпеть:
Хочу чаю, хочу чаю,
Чаю кипяченого…
Не мажора я люблю,
А политзаключенного!
Эхма!
Так и пропели до темна, покуда корчажка не кончилась.
— Вот ведь, Олег Иваныч, что вера православная делает! — осмотрев выздоравливающего, довольно произнес гость. — Не впервой такое вижу…
Он прямо лучился важностью, словно не соизволением Господним выздоровел болящий, а лично его, Ивана Костромича, потугами.
Через пару дней и подходящая оказия случилась: собирался к Новгороду большой купеческий караван, о чем радостно сообщил Олегу государев дьяк Федор Курицын.
— Это хорошо, что большой, — улыбнулся про себя Олег Иваныч. — Легче затеряться, от лихих людей спрятаться.
— Напрасно так мыслишь, — охолонул его дьяк. — Караваны купеческие перво-наперво лиходеи осматривают. Куда идет, да с каким товаром, да много ль воинов, охраны. Бывает — из ворот только выедут купцы — их уж тут и ждут, за ближайшей горкой. Нет, ежели надобно тебе из Москвы незаметно выбраться, советую сначала в монастырь какой выехать либо в деревню дальнюю. А уж оттуда — к купцам пристать, допрежь того сговорившись. От кого таишься-то, господине? Впрочем, не хочешь — не говори, твое дело. Но совет мой запомни, может, и сгодится! Не благодари, не надо. Чего-чего? Где б такого купца сыскать? Ну, ты ушлый! Ладно, сведу. Жди к вечеру.
Не обманул Федор Курицын, привел вечерком Акима Поварова — купеческого приказчика. Сам-то Ефим Панфилыч, богатый муромский купчина, подойти не смог, занят был сильно. Оно и понятно — путь не близок да опасен, подготовка глазу хозяйского требует.
Сговорились с Акимом за полденьги, что будет их ждать Олег Иваныч в пяти верстах от монастыря Троице-Сергиевого, у реки, на пригорочье, в виду небольшой деревеньки Онфимово, что отцу покойному сына боярского Онфимова Епифана еще прежним государем Васильем пожалована.
Не понравился Олегу Иванычу приказчик, совсем не понравился. Вертлявый, бороденка редкая, взгляд вороватый да наглый — точь-в-точь, как когда-то у ребятишек с Апрашки. Ну, делать нечего, какой уж есть. Даст Бог, не обманет.
Попрощался Олег Иваныч с гостями, принялся к отъезду готовиться. Шпагу точил да десяток монет серебряных под подкладку в кафтан зашил, как положено. Того не видал, делами поглощенный избыточно, что не успел Аким-приказчик к Неглинной от Кремля спуститься, как подошли к нему двое. Сзади возок подъехал, о двуконь, быстрый.
Долго не разговаривали: схватили под руки, да в возок. Лошадок стегнули. Эх, залетные! Понеслись вдоль по Неглинной, куда только — Бог ведает. Затрепетал душонкой Аким, особливо как нож вострый к горлу приставили. Спросили ласково, к кому купецкая теребень в Кремль приходила, не к такому ли? В возке сидевший — в колпаке черном, бороденка гнусная, козлиная — Олега Иваныча точнехонько описал: роста высокого, лицо белое, борода да волос светлые, глаза — как небо осеннее, серые. На щеке родинка небольшая. В кафтане лазоревом да меч на поясе не простой — узок, кончар будто…
— Правду скажешь, мил человек, али в прорубь?
Затрясся весь Аким-приказчик, головой забубённой закивал часто. Все рассказал, и про человека с мечом узким, и про хозяина своего — Ефима Панфилыча, купца муромского.
Не знал того Олег Иваныч — а все ж на душе неспокойно было. Выходило, в пятницу ему с караваном встречаться. А какое ж хорошее дело в пятницу делается? Ясно — никакого.
С богомольцами поехали в монастырь Троице-Сергиев. На двух телегах ехали, ходко. С утра солнышко светило, да ветерок эдак чуть-чуть дул иногда. Небо было голубым, высоким, прозрачным, лишь где-то у самого горизонта синели, копились тучи. Олег Иваныч разнежился на мягком сене, плащик бобровый распахнул, природой на пути любовался. На небо смотрел голубое, от солнца щурясь, на деревья в белом инее, на синие дорожные тени. Тучи на горизонте становились все смур-нее, даже как-то заметно ближе, и не раз, и не два с тревогой посматривал на них возница — рыжебородый мужик из деревни Онфимово, что с монастырем рядом.
Читать дальше