Андрей Саргаев - Штрафбат Его Императорского Величества. Тетралогия

— Так видел.

— Кого?

— Ее, смерть. Вот представь — меня вчера убили.

— Не говори так!

— Да-да, убили. Нет прежнего Павла, того, что был когда-то. А новый… новый только рождается. Как водится — в крови и муках.

В ответном взгляде вместо ожидаемой жалости к убогому — неожиданное понимание.

— Расскажи.

— О чем?

— Какая она, смерть? Безносая старуха с косой, да?

— Ну почему же? Вполне приличная молодая леди.

— Леди?

Почему я так сказал? Да первое, что в голову пришло, и сказал. Поправляться не буду.

— Мне так показалось. Было в ней что-то английское.

— Леди, значит, — повторила в некоторой задумчивости. — У твоей смерти английское лицо…

Если бы только такое! В виденном мной будущем оно еще и немецкое, австрийское, румынское, итальянское — разное. И это не считая прочей швали. А тут всего-то делов — англичанка гадит. Естественное состояние, она разве когда-то умела иначе? Ничего, вот ужо Платов доберется до Индии, возглавив национально-освободительную войну угнетенных индусских ширнармасс против британского колониализма, мало не покажется. Арестованные в русских портах корабли — еще цветочки…

— Ваше Императорское Величество!

Ну нельзя так орать над ухом, когда я кушаю. Заикой стану или, более того, подавлюсь, и осиротеет держава.

— Чего тебе, прапорщик?

— Там это… — запинается, не зная, как объяснить. — Александр Павлович спрашивают дозволения войти. Попрощаться хотят.

— Зови.

Вот и очередная семейная сцена назревает, с теми же действующими лицами, но без посторонних.

— Ты был с ним суров. — Мария Федоровна ни единым словом не упоминает об устроенной в защиту старшего сына истерике. — Не жалко родную кровь?

Сказать — не, не жалко, и что только армия сможет сделать из него человека? Не поймет и обидится.

— Так нужно, душа моя. Запах пороха быстро выветрит из головы вольтерьянскую дурь, а звон шпаг и пушечный грохот вообще несовместимы с бредовыми идеями господина Руссо.

Александр вошел и остановился на пороге, то ли ожидая особого приглашения, то ли демонстрируя покорность воле отца-самодура, то ли оценивая эффект, произведенный новым нарядом. По мне, так нормально смотрится. Может, и самому переодеться во что-нибудь казацкое? Мягкие сапоги вместо говнодавов с голенищами выше колен, широкие шаровары… точно, а то из-за натертых лосинами ляжек хожу враскорячку. Кафтанчик тоже ничего, только серебряные пуговицы заменить костяными, чтобы снайперы… Ах да, откуда здесь снайперы!

— А ну, поворотись, сынку, какая смешная на тебе свитка!

Сын захлопал глазами. Видимо, готовился ко всему, вплоть до разноса по поводу отсутствующего парика с буклями, но не насмешки. Мальчишка, хоть и давно женатый, все хочется убедить родителей в способности принимать самостоятельные решения. Одобрительно хлопаю его по плечу, для чего пришлось встать из-за стола и привстать на цыпочки:

— Орел, мать твою! Машенька, это не тебе. С чем явился?

— Вот, Ваше…

— Титулование для парадов оставь. Ну?

— Прожект арестантского батальона, государь.

— Штрафного, Сашка, штрафного! — и объясняю уже помягче: — Мы же людям даем возможность искупить, так? И зачем им потом всю жизнь носить титул арестанта?

— Но позвольте… — вскидывает белобрысую голову.

— Не позволю! — Пробегаю глазами бумагу. — Зачем тебе старые казацкие «сороки»? Вычеркиваем. Твое дело не в осадах сидеть да приступы отражать, а… хотя… Ты чухонцев любишь?

— В котором смысле?

— В самом прямом. Забирай свое каторжное войско да отправляйся в Ревель — будешь учиться морской десант отражать. В Ревель, я сказал! Чтобы через неделю в Петербурге ни одной сволочи не было! Указ напишу, да… И на эскадру напишу, пусть помогут немного.

— Государь, но Ревельский порт еще во льду.

— Как так? Кто позволил? — Смотрит, как на последнего дурачка. Ладно, для пользы дела можно и подыграть самую малость: — Лед сколоть, и в Сибирь! Во избежание его возвращения установить батареи на… ну, там сам разберешься. Всякое иностранное судно, военное или купеческое, подлежит немедленному аресту как возможный пособник неприятеля.

— Льда?

— Кого же еще? При сопротивлении — уничтожить!

Убежал окрыленный. Мне бы в его возрасте кто сказал — топи всех, а Господь разберется… Эх, чувствую, не избежать потом дипломатических скандалов, если намнет копчик какому-нибудь нейтралу. А плевать на англичан, и свалю, не все же им с больной головы на здоровую перекладывать.