Никита Сомов - Тринадцатый император. Дилогия (Авторская версия)

— Ха! Да уже с два часа как прикатило! — бесцеремонно влез в разговор незнакомый вихрастый рабочий с другой бригады. — Заперлись на втором этаже в кабинете и сидят. Два адъютантика каких-то молоденьких из морского министерства да Обухов с Путиловым.

— Ну так, может, поговорят и отстанут?

— Мечтай! Молоденьким все выслужиться надо, найти что-нибудь. Ползавода оббегают, ноги в кровь собьют, а что-нибудь да найдут, — со знающим видом добавил рабочий, не забывая уплетать хлеб с репчатым луком. — Ого, с маслом! Богато живешь! — увидев извлекаемые Кузьмой бутерброды и не прекращая жевать, обронил вихрастый. — Небось непьющий?

— Пьющий, если нальешь, — хитро улыбаясь и не отвлекаясь от бутербродов, жидко смазанных маслом, отвечал Кузьма.

— Ишь ты какой, — цокнул языком вихрастый. — Айда в кабак, как деньги получим?

— Да, Кузьма, пошли! — подключился в разговор молчавший до этого Макар.

— А вот как деньги получим, так и посмотрим!

— Все-то ты так, Кузьма. Все в дом да в дом тянешь, — подключился другой рабочий бригады.

— Да ты б видал, какая у Кузьмы жена! Огонь! — с веселым, немного грубоватым смехом, подхваченным остальными участниками беседы, ответил за Кузьму Макар.

Рабочий день на новом, спешно строящемся заводе был установлен в четырнадцать часов. Начинаясь в пять утра и заканчиваясь в восемь вечера, он был разбит на два равных промежутка. Самыми тяжелыми и аварийными были последние два часа перед концом смены. За все долгие двенадцать часов напряженного труда не происходило столько несчастных случаев и происшествий, как в эти самые злополучные два часа. Уставшие работники получали увечья, зазевавшись у небезопасных станков, расшибались, срываясь с лесов, опутавших высокие стены на только достраивающихся уголках завода… А потом, уставшие и обессилевшие, вынужденные проводить в заводских стенах по пятнадцать часов в день, они приходили домой. Ели, спали и снова шли на завод. И так шесть дней в неделю, кроме воскресенья, единственного выходного.

— Смотри, начальство идет. Смотри, — поворотом головы указал на пробирающихся по заводу богато одетых господ Макар.

По просторному заводскому помещению шли Путилов с Обуховым, отвечающие на вопросы гостя. За ними на почтительном расстоянии шли с десяток человек, то и дело зажимающие нос, морщившиеся и чихающие от пыли.

Беседующий с заводским начальством господин не отличался крепким сложением, однако был высок и строен. Не производя, правда, при этом впечатления пышущего здорового человека. Хотя бледное лицо, уставшие глаза и высокий лоб придавали ему некую утонченную аристократичность. Только стрижка и чисто выбритое лицо выбивались из образа — короткие прически в моду еще не вошли. В отличие от топтавшихся позади мелких чинов, шедший первым адъютант грязи и пыли как будто не замечал. Он увлеченно разговаривал с Обуховым… и доувлекался.

— Вот…!!! — споткнувшись о положенный на полу кирпич, сочно выругался до этого внимательно слушавший Обухова адъютантик. — Долбаные кирпичи! — закончил он и тут же извинился. — Прошу вас простить мне мою невоспитанность.

— Да что вы, — взмахнул рукой Путилов, — пустяки. Никто не сомневается в вашем великолепном воспитании.

— Как говаривал мне мой дядюшка, воспитанный человек тот, кто, споткнувшись о кошку, назовет оную кошкой, — с усмешкой ответил адъютантик.

— Что кирпичи делают посреди прохода? — обратился Обухов к подскочившему инженеру.

— Разметка для креплений!

— Временно уберите. Мешают ходить, — распорядился Павел Матвеевич.

— Если нужны — пусть остаются, — тут же возразил адъютантик. И надо же, Обухов тут же его послушался. — Всем смотреть под ноги, — перекрикивая шум завода, приказал он своим сопровождающим, и высокое начальство пошло дальше.

— Кузьма, слыхал, что бають? Говорят, сам царь был!

— Лапшу с ушей сними. Разве ж цари так ругаются? Моряк!

— И то верно, — разочарованно вздохнул Макар. — А так царя увидеть хотелось…

Подходившее к концу рабочее время принесло не ждущим ничего хорошего от начальственного визита рабочим целый букет приятных сюрпризов. Все началось с прозвучавшего почти на два часа раньше гудка и закончилось пламенной речью Обухова. Объявившего о сокращении рабочего дня на злополучные два часа и вместе с тем о вполне солидной прибавке к жалованью. Также Павел Матвеевич упомянул о начинающемся наборе рабочих на вторую смену.