Горцы сражались с горцами с самого начала Кавказской войны. Так, например, долгое время с русской стороны война шла едва ли не силами одних только терских и кубанских казаков. Я всегда считал, что основу казачьих войск составляли русские беглые крепостные крестьяне и разбойники, оказалось же, что людей со славянскими корнями среди терцев и кубанцев не набиралось и половины, по крайней мере, в начале истории этих казаческих войск Добролюбов, исследуя состав кубанского казачества в конце XVIII века, писал, что оно частично состояло из «1000 душ мужского пола, добровольно вышедших из-за Кубани черкес и татар» и «500 запорожцев, вернувшихся от турецкого султана». Конечно, спустя полвека славянской крови значительно прибавилось, но и черкесов было уж точно немало. Еще одним ярким примером активного участия черкесов на русской стороне являлось то, что при первой обороне русской крепости Моздок наравне с русским гарнизоном всего из 214 человек крепость защищали кабардинцы во главе со своим князем, на земле которого крепость и была поставлена.
Для того чтобы представить начальный размах войны со стороны черкесов, мне пришлось прибегнуть к некоторым расчетам. Благодаря различным источникам стало возможным довольно точно оценить численность одних только народностей (не народов!) адыгской группы в один миллион двести тысяч человек. По признаниям самих черкесов и историков того времени, они могли выставить более чем стотысячную опытную армию. Но, как известно, все познается в сравнении. Когда Советский Союз сражался с фашистской Германией из последних сил, он мобилизировал на войну почти 20 % населения. Следует добавить, что впоследствии Германия поступила так же, поставив под ружье даже несколько больше 20 % своего населения. То есть можно справедливо заключить на этих примерах: когда на весах лежит судьба всей нации, всего народа, в строй встанет каждый пятый. Для одних только черкесских народностей это 240 тысяч воинов. Причем около половины войска составит закаленная в боях конница, которой по достоинству восхищался весь мир. Только терские и кубанские казаки, перенявшие у своих противников все: от лошадей, оружия и манеры езды до головных уборов, могли на равных противостоять черкесским воинам.
Оценить русское войско было намного проще. Совершенно точно известно, что в 1770 году, когда с начала строительства Моздокской крепости прошло семь лет, гарнизон в ней составлял всего две сотни человек, а в 1773-м немногим более двух тысяч. Получается, что одна из самых кровопролитных войн в истории России начинается с атаки силами одного полка против всех сил Кавказа? Это как если бы Наполеон отправил на войну с Российской империей один полк, а Гитлер в июне 41-го выделил против СССР всего лишь одну дивизию. Это просто откровенное презрение к силам противника. Как такое возможно в войне с грозным и могучим врагом, который мог привести под стены крепости сто тысяч опытных и умелых воинов, а в случае нужды довести армию едва ли не до четверти миллиона? Ответ очевиден — никто не собирался воевать со всем Кавказом и уж точно никто не начинал полномасштабной войны.
Кавказ был разобщен, там не было единства, им там даже и не пахло. Черкесы Западного Кавказа имели возможность выставить армию огромного числа и… одновременно с этим не могли. Это было совершенно немыслимо, просто невозможно собрать столько различных отрядов, не одно поколение сводящих между собой кровные счеты, без суровой дисциплины. Так получилось, что с одной стороны, черкесский воин не слушался приказов, в войсках царила немыслимая для армии демократия и индивидуализм. Воин был волен уйти в любой момент, никому и ничего не объясняя, и остальные считали это нормой. Командиры в войнах адыгов скорее не приказывали, они просили. Мысль о том, чтобы наказывать солдат, ругать или тем более бить или пороть, была просто кощунственной. Когда воин считал, что поход ему больше не интересен, когда был недоволен командиром, он собирался и уходил. Я представил себе сюрреалистическую картину, как зимой 41-го с Волоколамского шоссе под Москвой солдаты не из Москвы спокойно уходят на пару месяцев домой, навестить своих жен, и мне стало просто не по себе.
Конечно, не так все просто было с черкесскими вольностями. У них существовал сложнейший всеохватывающий свод социальных норм на все случаи жизни — хабзэ, который предписывал, как поступать в определенной ситуации. Этот свод складывался на протяжении многих веков и представлял собой по-настоящему уникальное явление. Кодекс правил, которые скорее не соблюдались — ими жили. Он чрезвычайно сложен, и изучение его займет много времени, да оно и не столь важно, сколько интересно. Важно лишь то, что он был идеально заточен для экономической ниши того мира, в котором жили адыги. Мира, в котором все вращалось вокруг величайшей в мире, по их мнению, Османской империи. Веками они оставались одними из главных поставщиков рабов турецкому султану, а после того как было покорено Крымское ханство, конкурент черкесов на ниве работорговли, то и вовсе стали незаменимы. Однако картина мира с течением времени менялась, Османская империя все сильнее дряхлела и слабла, на севере зажглась восходящая звезда России, а хабзэ оставался неизменным — черкесы по-прежнему были ориентированы только на Турцию.
Читать дальше