В. Бирюк - Фанфики

— Слышь, Ваня. А может её за твоего Ивашку выдать? Человек-то верный…

— Ага. Плакать будут трое: Аннушка за старым да толстым мужем, Ивашка за молодой да горячей жёнушкой и я, за ними двумя.

— Индо ладно. В воскресенье и сделаем. Сам скажи им.

Сия метода — женить людей своих, хоть бы и безродных, на девицах да вдовах родовитых не было моим изобретением. Однако же, стала весьма могучим средством переустройства «Святой Руси». Сплетающаяся уже три столетия сеть из 10 тысяч «вятших» семейств, роднившихся и кумившихся промеж себя, всё менее пускавших в свой круг людей новых, пришлых, хоть бы и выдающихся, была мною разорвана. Ибо женщины этих сословий во множестве выдавались за моих людей. «Вятшим» же приходилось искать себе жён среди простолюдинов. Оттого и связи между родами, из века в век свадьбами скрепляемые, ослабевали.

Я только поднялся из-за стола, собираясь объявить Аннушке об ожидающей её судьбе, как со двора раздался истошный крик:

— Пожар! Горим!

Никогда не приходилось наблюдать за людьми в самом начале пожара, в момент объявления о событии? Мгновения паузы, иногда вестник даже закрывает за собой двери. Чтобы как-то отделить, отдалить очаг возгорания. Потом мгновенная вспышка активности. Ещё нет страха, скорее любопытство, азарт. «Побежали-побежали».

Мы тоже, как и все нормальные хомосапиенсы, побежали на этот крик.

Горела кузня Прокуя.

Хорошо — прибежали вовремя. Не в смысле таскать вёдра с водой, а в смысле таскать по двору взбесившегося «кузнечика».

Прокуй визжал, верещал и рвался внутрь полыхающей кузни, но я успел ухватить его за рубаху. Дальше парень разрывался сразу на три части: спасти что-то особо ценное из пламени, набить мне морду и порвать в куски парнишку-поддувальщика.

Толстячок стоял в сторонке, плакал своими коровьими глазами, но с места не сходил, даже когда Прокуй ухитрился вырваться из моих рук и начать колошматить парня.

— А…! Ты…! Раззява! Руки — кривые и морду такой счас сделаю! Навоза кусок! Соня! Жопа!

Когда я в очередной раз оторвал «кузнечика» от «груши для битья» с коровьими глазами, Прокуй накинулся на меня:

— Ты! Всё из-за тебя! Идиот в гривне! Шапку получил — последние мозги вытекли?! Дай горн, дай горн… И этому… куску навоза… качать велел… Этот… убью-ю-ю падлу… Ну что ты бельмами лупаешь?! Заснул стоя! Мехи качал и докачался. Искра, видать, окалина какая… а он дует и дует… Мехи первыми же полыхнули… Всегда горн выметал начисто. Всегда! Батя за любую крошку… а сегодня ты заявился, драться начал. Я озлился и ушёл. А этот… а эти…

Наконец, я прижал Прокуя головой к своему плечу и он, подёргавшись, просто разрыдался. Как и положено очень обиженному ребёнку. У которого — «всё пропало».

— Вань! Я столько всякого сделал! А оно всё погибло. Из-за этого…

— Эй, парень, ты про осьминога слышал?

Прокуй поднял на меня заплаканное лицо. Подумал, было, что я собираюсь опять какие-то глупые шуточки шутить. Но я — серьёзно.

— Кузня сгорела — это очень грустно. Но ты подумай про осьминога. Представляешь — каково ему. У него и ноги из ушей, и руки из жопы, и жопа с ушами, и голова в жопе… И ни чего — не жалуется. И я не буду. И тебе не советую.

В здешних краях осьминогов не видали, но про них слышали. Народ вокруг дружно загрузился, пытаясь вообразить себе в деталях: каково это когда всё из одного места. Кузня полыхала как костёр на Иванов день. Тушить её было бесполезно — там ещё остатки угля, да и само строение высохло до звона. Лишь бы на соседние постройки не перекинулось. Их и поливали из вёдер, приносимых с колодца.

С шумом и облаком искр завалилась правая стенка. Вместе с часть горна. Прокуй судорожно всхлипнул.

— Спокойно, Прокуеще, спокойно. Горн давно надо было новый делать. С нормальной топкой под сводом, с охлаждаемой фурмой, трубу повыше и вытяжку дополнительную. Глинище, откуда на этот горн глину брали, я видел. Нормальная глина, жёлтенькая. Сделаем тебе новый горн. Инструмент… он же у тебя железный. А ручки деревянные плотники поставят быстро.

— А мехи? У меня там ещё батин мех стоял…

— А мехи… А нафига тебе мехи? Я тебе такую хрень забабахаю… Даже и кусок навоза стоя не заснёт!

Народ начал расходиться: пока пепелище не остынет — разборка остатков откладывается.

Пока отпаивали валерьянкой «кузнечика», делали примочки «поддувальщику», потолковал с подмастерьем — мужик, вроде, толковый и разумный: рассказал, что из спешных заказов — «зависло».