Филипп Улановский: Безальтернативная реальность

Было очень холодно, непривычно холодно для южанина. Вполне возможно, что температура воздуха достигала 30 градусов мороза… Внезапно потемнело, подул сильный ветер, занялась типично январская пурга. И хотя теплая китайская куртка, купленная прошлой осенью на оптовой ярмарке «Лило» на окраине Тбилиси – рядом с трассой, ведущей в Кахетию, – защищала Феликса от холода и ветра, он вдруг почувствовал необъяснимый страх. Драгуновский в этот момент захотел найти ставший уже привычным подземный переход, но почему-то именно здесь перехода не оказалось, а светофор вообще не работал. Снежный ураган усилился, вьюга завывала, в кромешной тьме не было видно ни зги. Перебежав дорогу, Феликс увидел, что кругом громоздились многоэтажные безликие дома – типовые массивы середины 70-ых годов, которых в пределах Садового кольца быть не могло и в помине – и нигде не было видно света. «Повымирали, что ли, они тут все, или это просто светомаскировка?» – предположил Феликс. «Но если это маскировка, то от кого? А может быть, за это время началась большая война? Если это война, то с кем воюет Россия? Неужели на этот раз с Америкой?! Но вчера еще никакой войной не пахло. Наоборот, все говорили о перегрузке отношений и поиске взаимно приемлемых решений. К тому же вйоны так вдруг не начинаются…»

Неожиданно впереди немного прояснилось, и прямо по курсу появилось здание какого-то общественного центра, отдаленно напоминающее киноконцертный зал «Россия», располагавшийся некогда на Тверской улице. Феликс еще помнил, что во времена его предыдущих поездок в Москву эта улица все еще носила гордое имя великого советского писателя Максима Горького. Когда Феликс приблизился, он прочел на фасаде здания неоновую надпись – «Зарядье».

«Вот те раз! А я помню, что кинотеатр «Зарядье» находился на набережной Москвы-реки, рядом с освещенной, шумной и веселой гостиницей «Россия»… Впрочем, в такую пургу я вполне мог оказаться даже у этого кинотеатра. А может быть, в обновленной Москве после перестройки старый кинотеатр «Россия» переименовали в «Зарядье»? А старое «Зарядье» переименовали в «Россию»? Или вообще отстроили новый центр зрелищ в районе Садового кольца? Не знаю. Надо было бы взять с собой путеводитель по новой Москве… А то ведь понадеялся, что я знаю Москву как свои пять пальцев… Вот и напоролся. Мало ли что могло произойти здесь за тринадцать лет… Хотя я старое Садовое кольцо очень хорошо знал – и пусть меня повесят, если я понимаю, куда сейчас забрался…» – пробормотал про себя Феликс и двинулся по направлению к «Зарядью».

В просторном холле «Зарядья» было почти так же сумрачно и затхло, как и во всем этом странном городе, мало чем напоминающем старую и добрую белокаменную столицу последней четверти 20-го века, тот самый город, о котором с гордостью пели «дорогая моя столица, золотая моя Москва». Первое, что бросилось в глаза Феликсу в холле, когда глаза его привыкли к полутьме, напоминающей освещение подземелий в фильме Данелия «Кин-дза-дза» – огромный портрет незабвенного вождя всех народов. Да, да, приснопамятного Иосифа Виссарионовича Сталина, и рядом с ним размещалась галерея портретов вождей поменьше, на многих из которых были изображены люди, совершенно незнакомые Феликсу. Феликс был по образованию физиком, а по натуре – историком. Поэтому постперестроечная ситуация заставила его еще в начале 90-ых годов переквалифицироваться из технарей в гуманитарии. Несмотря на всю свою любовь в истории, воспитанную еще школьными и вузовскими преподавателями и вспыхнувшую с новой силой именно в годы перестройки, Драгуновский вполне мог и не знать всех большевистских вождей в лицо. Из портретов лиц, так или иначе знакомых Драгуновскому, здесь оказались Брежнев, Андропов, Романов, Соломенцев, Пономарев, Алиев… Почему-то не было портретов Горбачева и Шеварднадзе.

Несмотря на остро веющую со всех сторон затхлость, в помещении было очень много людей, которые, казалось, специально собрались здесь для проведения какого-то важного мероприятия. «Наверно, презентация истории сталинизма в портретах!» – подумал Феликс, пытаясь осознать происходящее вокруг него. Но все присутствующие с любовью смотрели на портрет Сталина и нестройно распевали партийный гимн «Интернационал», как это делалось в коммунистическую эпоху в начале и конце партийных мероприятий и сходок.