Олег Северюхин - Утро 2020 года

– Разрешите присесть рядом, - спросил я.

– Садись, садись, если не боишься сесть, - с хриплым смешком ответил мужчина. - Все, кто садится рядом со мной, садятся надолго и по-настоящему.

– Что же вы такого сделали, что всех, кто сидит с вами - садят, а вас не садят?

– Они все боятся меня. Однозначно. Я баллотировался на пост лидера нации, но они мобилизовали весь административный ресурс, чтобы уничтожить мою партию. Она стояла им поперек горла. Только я мог говорить правду. Только я мог стать лидером нации. И вот я сейчас сижу на скамеечке и кормлю голубей. Где, спрашиваю, коммунисты? А нет их. Были и все вышли. Мавзолей переделывают под нового хозяина. Ленина в земле похоронили. Хоть кто-то против пикнул? Только я сказал свое мнение, но все газеты и телевидение в руках единой партии. Обо мне даже и никто не заикнулся, а раньше все газеты считали за честь взять у меня интервью. И я им его давал. Да еще как давал. Где «яблочники»? На сухофрукты пошли. Где правые силы. Там и остались. Справа и в прошлом. Где аграрии? Все перебежали к единоличникам. Даже в моей партии оказались перебежчики и достаточно много.

Мужчина еще посидел, пошевелил губами и продолжил:

– Вот ты мне скажи, чье сейчас телевидение? Единой партии. Чьи газеты? «Новая правда», «Новые известия», «Новая Россия», «Новая независимая газета», «Новая литературная Россия», «Новая литературная газета», журналы «Новый огонек», «Новое знамя», «Новая Нева», «Новый октябрь», «Новая звезда»? Тоже под партией. Все стали новые, только мы стали старые, хэ-хэ. А ты чего ко мне с расспросами прицепился? Кто тебя подослал? Вербовать в единую партию? Не выйдет! Вы еще обо мне узнаете. Слушай, а у тебя закурить нет? Не курил, когда возможность была, а сейчас вот захотелось и стрельнуть не у кого.

– Что это у вас за тетрадочка, - спросил я.

– Мемуары пишу. Записки лидера политической партии. Вряд ли напечатают.

– Давайте я вам что-нибудь напишу, тогда обязательно напечатают.

– Ты что, Гоголь что ли?

– Гоголь не Гоголь, но буквы русские помню.

Взяв тетрадочку и ручку, я быстро начал записывать строчки, которые так и просились на бумагу. Не запишешь - забудешь, причем забудешь так, что никакими намеками не напомнишь обдуманный замысел.

Мужчина почитал написанное и сказал:

– Ты где раньше был? Я бы тебя в свою партию принял и выиграл бы выборы. Стихи всегда воспринимаются как песня и запоминаются надолго. Тут вот стихи одного поэта в списке ходят. О России старой, а Новая Россия считает, что эти стихи ее позорят. А народу нравится. Нас все назад стараются поворотить, хотят к «золотому веку» привести. Покажу я друзьям твои стихи, есть у меня один редактор знакомый, не главный, но редактор, понимающий человек. А ты, давай, иди, тебя, наверное, уже ищут, мало у нас поэтов, которые по улицам свободно ходят и стихи свои в тетрадки незнакомым старикам записывают.

День клонился к закату. Можно было вернуться в теплый кабинет с кожаным диваном и чистым постельным бельем, чтобы дожидаться решения своей судьбы, а можно было и пожить в этом знакомом и незнакомом мире, где обитают совершенно незнакомые мне люди. Главное, что мне не знаком их дух и я не знаю, чем они живут. Куда можно податься? Конечно, в кабак. Не в ресторан, а именно в кабак. Около ресторанов и мест культурного досуга меня будут искать. Каждый человек находится на своем уровне и общается с людьми своего уровня. Появление на чужом уровне заметно всем и против чужака включается немотивированная агрессия, как на человека, несущего опасность для существования кого-то из них. Мой костюм нельзя было назвать шикарным, а отсутствие галстука делало меня похожим на жителей той ступени общества, где я хотел потеряться. Конечно, информация о моем появлении дойдет и до них, но пройдет некоторое время, прежде чем меня доставят на правеж к лидеру нации.