Олег Северюхин: ЗЕРКАЛО

Через день меня притащили к Великому князю. Князь долго всматривался в мои глаза, пытаясь, наверное, определить, не перешла ли ко мне сила от дьявольского зеркала. Мои глаза выражали такой испуг, что вряд ли кто-то мог заподозрить в них злой умысел.

Кивком головы князь приказал вытащить кляп из моего рта. Стража с испугом выполнила это приказание и отскочила от меня. Какая опасность могла исходить от меня? Наверное, никакой. Это понял и князь.

Я попросил князя остаться с ним вдвоем.

– Великий князь, зеркало представляет очень большую опасность для всех, кто им владеет. Прикажи никому не подходить близко к этому зеркалу и позволь мне сходить в камеру и самому принести его к тебе.

Немного подумав, князь дал разрешение. В сопровождении стражников с саблями наголо я вернулся в камеру, взял зеркало и положил его в шкатулку. Вернувшись, я передал ее в руки князю.

– Дозволь говорить мне, Великий князь. Зеркало действительно представляет собой очень необычную вещь. Сделано оно из какого-то теплого металла, которое не охлаждается даже в холодное время. Какая-то сила скрыта в нем и сила эта действует на того, кто смотрится в зеркало, вызывая переосмысление того, что им было совершено в самое ближайшее время.

Человек с сильным характером будет осмысливать только крупные события, а человек с мелкой душонкой сойдет с ума от переживания своих действий и поступков.

Я готов был казнить сам себя за то, что стал виновником загубленной куриной жизни. И мне было до такой степени горько, что я не знал, какую мне цену заплатить за свой грех.

Служитель, приносивший мне пищу, вымаливал у меня прощение за то, что он должен был убить меня, если я попытаюсь бежать от него, сознался, что украл у товарищей три полушки денег.

Любой человек, взглянув в находящееся в твоих руках зеркало, будет говорить одну только правду о тебе и обо всем, о чем ты его ни спросишь. Никакой хмель так не развязывает язык, как это зеркало. Не ко всем относится поговорка: что у пьяного на языке, то у трезвого на уме. Большинство людей способны скрывать свои мысли.

И это будет горе для всех, и для тебя, Великий князь. У тебя не останется подданных, которым бы ты верил, и ты будешь проверять их с помощью зеркала.

Какой бы ни был великодушный и разумный государь, он никогда не потерпит даже заслуженной брани в свой адрес. А кто смеет укорять государя, помазанника Божьего? Только один Господь Бог.

Каждый человек должен иметь право на тайну, на маленькую, на большую. Даже враг, попавший в наши руки, может выдать ее под пытками, сломившими его волю. Мы люди, добились этого, а не дьявольская сила, находящаяся в зеркале.

Зеркало это может стать причиной заговоров против тебя и войн с соседями, которые сделают все, пойдут на союз с твоими врагами, чтобы уничтожить тебя и твое зеркало. Кто может жить спокойно, не будучи уверенным, что в любой момент он может взглянуть в твое зеркало и высказать о тебе все, что он думает.

Не по месту мне быть советчиком Великого князя, вещь эту нужно схоронить, а если пользоваться, то только самому и в такое время, когда вопрос будет решаться о судьбе государства Российского. В твоей воле решить мою судьбу, по приказу твоему коснувшемуся величайшей тайны. Мне это уже не поможет, но попытайся узнать, почему Афанасий Никитин не ведал этой великой тайны, и никому она не открылась от берегов персидских до земель русских. Этого я никак понять не могу. То ли злой умысел Никитина в этом, то ли чужие злокозни для России.

Ничего Великий князь не сказал и взмахом руки приказал увести меня обратно.

Три дня прошли в томительном ожидании. Я сидел в камере один. Пищу приносил худой и молчаливый стражник, с опаской поглядывавший на меня. Я понимал, что уже приговорен к чему-то и ожидал своей участи. Нет, я не храбрец, в боях не был, смерти в лицо не смотрел никогда. Видел публичные казни на площадях, на которых, кроме родных и близких осужденного, все были охвачены азартом массового зрелища, возможностью показать даме сердца или вельможному лицу свое мужественное отношение к чужой смерти, а в интересах политики - одобрение или осуждение этой казни.

В России говорят, что на миру и смерть красна. Ни одного человека я не видел, чтобы выходил покрасоваться перед людьми, перед тем как ему голову отрубят. Есть в России один странный обычай. Когда ищут виновников массового сопротивления, зачинщики всегда остаются в стороне, неудобно их на смерть выталкивать. Поникшее головами общество ждет, кто же откликнется, чтобы избежать децимации населения, порки каждого десятого, как это делалось в далекие времена в Риме. Наконец, выходил самый совестливый, падал в ноги перед толпой и просил разрешения пострадать за общество. Ему, конечно, разрешали. Потом, правда, укоряли: если бы не вылез вперед, то настоящих разбойников власть бы сама нашла. Дурак-то мол, он и есть дурак.