Джордж Стюарт - Земля без людей

На улице сел в машину и начал свой путь домой. Не проехал и мили, как увидел кладбище. Вчера он совсем не думал об этом, будто и не догадывался о существовании вот таких, некогда тихих, маленьких кладбищ. А сейчас можно было не выходя из машины увидеть длинный ряд совсем свежих могил и бульдозер возле полузасыпанной широкой ямы. И Иш подумал, что их было совсем немного – тех, кто оставил этот город. Обогнув кладбище, дорога плавно скатилась с очередного холма и побежала по равнине. От полного одиночества и унылого однообразия пейзажа радость утра стала сменяться прежним подавленным состоянием тоски и неопределенности. В этот момент он страстно хотел, чтобы на вырастающем впереди холме, грохоча кузовом, показался какой-нибудь обшарпанный деревенский грузовичок. Но не было никакого грузовика. Поодаль от дороги паслись молодые бычки и еще немного лошадей. По обыкновению отмахиваясь хвостами от назойливых мух, не могли знать они, что происходит в этом мире. Над их головами, подчиняясь легким порывам ветра, лениво перебирала крыльями ветряная мельница, а внизу, под желобом поильни, среди истоптанной копытами черной земли маленьким островком зеленела нетронутая трава. Так было всегда – и было все, что осталось. Справедливости ради он отметил, что уходящая вниз от Хатсонвиля дорога никогда не считалась оживленной, и в утренние часы можно было проехать по ней несколько миль, никого не встретив. На хайвее он почувствовал себя по-другому. Все еще горели огни светофоров, и на подъезде к шоссе он автоматическим движением, повинуясь красному сигналу, нажал на тормоза. Но там, где по всем четырем полосам стремительным, шумным потоком должны были проноситься грузовики, автобусы, легковые, висела тишина.

Он лишь на мгновение задержался на перекрестке и, трогаясь под красный свет, почувствовал легкое угрызение совести от недостойности поступка. Здесь, на хайвее, где все четыре полосы теперь стали его личной собственностью, все, как никогда, приобрело призрачный вид мистического кошмара. Кажется, он ехал в полусне, и время от времени та или иная деталь дороги, фиксируясь сознанием, на мгновение приподнимала серую пелену небытия. Что-то непонятное ленивой, размеренной трусцой, занимая внутреннюю полосу, двигалось впереди него. Собака? Нет, потому что он различил острые уши, быстрые тонкие ноги и серый, переходящий к брюху в желтое окрас шерсти. Это не сторожевая собака. Это койот среди белого дня спокойно перебирал своими легкими ногами по четырехрядной скоростной автостраде Америки. Странно, как быстро понял койот, что мир уже другой, и этот новый мир теперь дарует ему так много новой свободы. Иш подъехал ближе, просигналил, зверь лишь немного ускорил свой бег, перешел на другую полосу, потом еще на одну и, кажется ничуть не встревоженный, затрусил по полю… Две машины, слившись в смертельном объятии, перегораживали обе полосы. После таких столкновений всегда остаются трупы. Иш свернул в проезд, остановился. Под одной из машин лежало раздавленное тело мужчины. Иш вышел посмотреть ближе. Хотя асфальт краснел пятнами крови, он не нашел другого тела. Даже если бы он видел в этом поступке смысл, то все равно не смог бы приподнять машину и закопать это тело. Он поехал дальше… Его мозг не потрудился запомнить название города, в котором он заправлялся, хотя город был большим. Электроэнергия продолжала исправно поступать к механизмам бензозаправки, и ему оставалось лишь опустить в бак шланг и нажать кнопку насоса. Машина слишком долгое время находилась в горах, и он проверил уровень воды и заряд батареи. Одно колесо немного спустило, и когда он нагнулся подкачать его, услышал, как, повинуясь сигналу реле, автоматически включился насос, подающий горючее в резервуар колонки. Человек простился с этим миром, но сделал это так недавно, что оставленное продолжало работать без его хозяйского глаза…

На главной улице еще одного города он сильно и долго сигналил. И совсем не потому, что надеялся услышать ответ. Просто было в этой улице нечто пока неуловимое, придававшее ей более естественный, будничный вид, чем в уже виденных им городах. Машины, застывшие на платных стоянках, и стрелки таймеров, повисшие за красной чертой. Такой могла быть улица ранним воскресным утром, когда люди еще спят, а магазины закрыты, и лишь оставленные с вечера машины напоминают: скоро город проснется. Нет, он приехал сюда не ранним утром, и солнце стояло уже над головой. Не сразу, но все-таки ему удалось понять, что заставило его остановиться, что в спящем городе создавало иллюзию движения. Над ресторанной вывеской «Дерби» горела неоновая реклама – маленькая лошадка, старательно перебирая ногами, все еще стремилась к цели. Если бы не движение, он бы никогда не различил слабое, розовое свечение неона в ярком свете солнечного дня. Он долго смотрел и наконец поймал ритм – раз, два, три. При счете «три» копыта маленькой лошадки прижимались к животу, и вся она начинала стремительный полет в воздухе. Четыре – копыта опускались, ноги, касаясь невидимой опоры, вытягивались, отталкивались… и все повторялось вновь – раз, два, три, четыре. Раз, два, три, четыре. С безумной целеустремленностью лошадка скакала и скакала вперед, в пустоту, где ее никто не ждал, а сейчас уже никто и не видел бесплодных усилий. Иш смотрел на розовое свечение и думал: «Какая храбрая маленькая лошадка – какая глупая и никчемная тварь. Эта лошадь, – неожиданное сравнение заставило его зябко передернуть плечами, – эта лошадь, словно цивилизация, которой привыкло гордиться человечество. Скачет тяжело, с болью, а конца пути все нет и нет, но зато есть предназначенный час, когда иссякнет энергия, толкающая вперед, и тогда успокоится она, навечно застынет». Он увидел поднимающийся к небу столб дыма. Сердце скакнуло отчаянно, и, выворачивая руль, он в одно мгновение оказался на перекрестке, свернул и поехал в сторону дыма. Но уже на полдороге понял, что не найдет никого, и мелькнувшая надежда сменилась пустотой. Он доехал и увидел, как пока медленно и лениво лижет огонь стены маленькой фермы. «На то много причин, – думал он, – почему вот так, совсем без людей может начаться пожар». Сама по себе воспламенится куча промасленного тряпья, или останется включенным электрический прибор, или замкнет проводка холодильника. Маленький обреченный дом – начало Страшного Суда. Здесь ему нечего делать, и не было особенных причин что-то делать, даже если бы он мог. Иш развернул машину и поехал обратно, к автостраде…