Владимир Синельников: Приключения порученца, или Тайна завещания Петра Великого (СИ)

– Друг любезный, Алексей, Васильевич, составь-ка мне кумпанию, что-то одному мне йисти не хочется, кусок в горло не лезет. А ведь каша-то знатная, салом гусиным заправлена, ох, хороша… Давай, давай, крыса канцелярская, отобедай со мною…

Макаров побледнел, только сумерки зашторенной опочивальни скрыли его мертвенную бледность.

– Я сыт, ваше величество, да и ложки нету…

– А ты моей, поешь-ка немного, отведай, а то подумаю ещё, что вы меня отравить надумали…

– Что вы, Ваше Величество, да как можно-то…

Дрожащею рукою он взял у Петра ложку набрал каши и положил её себе в рот.

– Давай ешь ещё и глотай сукин сын, глотай гадёныш!

Макаров набрал ещё ложку и положил в рот. Давясь, он проглотил и пятясь отошёл от постели. Пётр зловеще захохотал и, обращаясь к Абраму сказал.

– Вот сейчас отобедаю, да и поговорим о главном.

Пётр начал с аппетитом уминать кашу с осетром, запивая тёплым бургундским. Настроение у него было отменное. Он смачно отрыгивал, сплёвывал кости прямо на ковёр. Потом приподнялся и смачно пёрнул. Расхохотался своим сатанинским смехом и вдруг побелел, закатил глаза и замертво упал на подушки. Абрам сначала не понял, что случилось, сделал шаг к Императору, но тот лежал уже недвижно с открытыми глазами и только зрачки его грозно вращались из стороны в сторону в жёлтых белках. Левая рука его бессильно сжималась и разжималась, а правая плетью лежала на кровати. Изо рта текли кровавые слюни, он что-то хотел сказать, но только клёкот и нечленораздельное мычание доносилось до присутствующих. Макаров вскочил со своего места, потом он, и лекарь Лаврентий Блюментрост бросились к Императору, уже совершенно не обращая внимания на Абрама. Абрам, пятясь, двинулся к выходу из опочивальни, а туда уже летели и Меньшиков и Екатерина и граф Толстой. Из опочивальни неслись крики– Государь помирает, Императору плохо стало!!! Врачей, всех сюда, врачей!!!

Почти незамеченным Абрам вышел в залу и сразу же к нему подошёл Алексей Синельник.

– Абрам Петрович, умоляю, срочно лети в Казань. Там встретимся, ничего не спрашивай. Просто исчезни, и всё.

Он быстро отвернулся и направился к гвардейцам.

Пётр лежал на подушках недвижимый, и только глаза его в ярости глядели на вошедших. Вынести этого взгляда Екатерина была не в силах. Однако Меньшиков ухватил её за рукав и силой подтащил к кровати.

– Завещание, завещание проси, дура! Возьми себя в руки, завещание!

К Меньшикову подошёл Макаров.

– Ваше высочество, доктор Блументрост говорит, что видел, как Император что-то положил в карман этому капитану, негре этой… Может поспрошать?

– Давай его, лекаря энтого сюда, суку! И Абрама разыщите немедля!

И уже Лаврентию – «Так, что ты видел?

– Я, фаше фысочестфо смотрель, как Государь что-то такое, неизфестное, положиль ф карман капитана.

Меньшиков секунду стоял в замешательстве, потом резко повернулся к Макарову.

– Обыщи кровать, может какой черновик знайдёшь…

Макаров нерешительно двинулся к кровати. Отворачиваясь от яростного взгляда недвижного Петра, он стал воровато шарить под подушками и под одеялом.

– Ничего нету, Ваше Высочество…

– Ищи лучше, с-сука, ищи, должон быть черновик, обязательно должон…

– Сашенька, пусть под кроватью пошарит – вся в слезах пролепетала Екатерина.

– Давай, сука, под кровать лезь, ищи…

Макаров присел на корточки, потом встал на четвереньки и стал шарить под кроватью. В этот момент Екатерина подошла к кровати, скинула одеяло и повернула лёгкое, исхудавшее уже до нельзя, тулово Императора. Запустила руку под задницу и радостно вскричала.

– Вот оно, вот оно, Сашенька!

В руках она держала измятый и обоссаный уже, лист бумаги. Меньшиков выхватил из её рук листок. На нём был написан черновик завещания. Буквы прыгали, подчерк был неровный, прерывистый и корявый, но текст разглядеть было можно.

В соответствии с указом о престолонаследии, одобренном, Высоким Сенатом,

Повелеваю!

Печась о благе народа нашего, и исходя из интересов Государственных, повелеваю, властию и правами данными мне господом богом нашим Иисусом Христом, что в случае моей скоропостижной кончины али неспособности боле выполнять мои обязательства перед богом и народом, ввиду тяжёлой болезни моей, повелеваю всё отдать….

На этом текст обрывался, кому отдать было замарано, была видна только буква «А.

Не оглядываясь боле, Екатерина и Меньшиков вышли из опочивальни в залу. Шум в зале затих, все напряжённо вглядывались в лица Меньшикова и Екатерины. Только барабаны во дворе неистово били, да слышались крики гвардейцев– Да Здравствует Император Пётр Алексеевич! Да Здравствует Императрица Екатерина Алексеевна!