Ник Саган - Лабиринты рая

— Верно, станции. Капсулы жизнеобеспечения.

— Вы можете сделать так, чтобы мистер Хоппингтон оказался в одной из них? Я хочу, чтобы он попал к человеку, которому он будет нужен. Я не могу подумать, что он…

— Не могу, — отвечает Джим. — Это против правил.

— Есть правила, запрещающие игрушки?

— В мягких игрушках заводятся клещи, — объясняет он.

Она его не понимает.

— Они приводят к аллергии. Их набивка — питательная среда для клещей, — говорит Джим.

Он-то знает, что нет ни малейшего шанса уговорить Блу — она никого и близко не подпускает к своим творениям. — Для детей аллергическая реакция опасна. Мы и так уже вмешались в их иммунную систему, поэтому хотим свести все риски к минимуму.

— Но разве станции не проходят санацию?

— Конечно, проходят.

— И запечатываются. А значит, пыльные клещи туда не попадут.

— Кармен, — возражает он, — это все равно риск, на который никто не пойдет.

Ее зубы стиснуты, поэтому звук ее вздоха был похож на звук проколотой шины.

— Мой сын умер, — говорит она. — Мой малыш.

Он хочет сказать, что ему жаль. Но что это изменит?

— Это была его любимая игрушка. С ней он ложился спать и с ней просыпался. Она еще хранит его запах. — Она прижимает кролика к лицу и вдыхает воздух.

— Наверное, я могу сделать его виртуальную копию, — предлагает он. — Они ведь будут находиться в ГВР, пока им не исполнится двадцать один год, а тогда они все равно не заинтересуются…

— Я не хочу копию. — Она начинает плакать. — Хоппингтон будет ненастоящим. А он настоящий. Разве вы не понимаете разницу между настоящим и фальшивым?

Он и сам иногда над этим задумывается.

— Это подарок, — объясняет она.

Она погрузилась в скорбь, Джим чувствует это, в безнадежную, глухую скорбь. Вместо того чтобы рассуждать о клещах и аллергенах, может, лучше просто помочь ей? Он должен успокоить ее. Неважно, что он сделает с этим подарком, подумал он. Если он просто его возьмет, она успокоится.

— Ладно, — соглашается он. — Ладно, я постараюсь что-нибудь сделать для тебя.

И Хоппингтон отправляется к нему домой. Он сидит на его полке в спальне, такой неуместный среди электроники, хрома и меди. И хотя Джиму кажется, что кролик смотрит на него с упреком, он не может выбросить его. Просто не может. Со временем он привыкает просто не замечать его, словно его там нет.

Лицо Хустон обрамляют рыжие кудри. Когда он думает о ней, он вспоминает одно и то же: раскачиваясь на каблуках — туфли на платформе, — она перешагивает через свои трусики. Перешагивает неуклюже, но ему очень нравится. Он перестал с ней встречаться, как только почувствовал, что начинает к ней привязываться. Он решил, что ему это не нужно. Он понимает, что лучше заниматься сексом с виртуальными партнерами, но все равно не мог отказать себе в сексе в реальности.

Она была приятно удивлена, когда он снова ей позвонил. Он по мне скучает, решила она. Как трогательно. Она запросила две тысячи долларов. Плюс чаевые. Что, цены поднялись? Предложение и спрос, объясняет она. Нет, у нее не золотое сердце, может, серебряное или даже бронзовое.

Когда все закончилось и похоть Джима была удовлетворена, она сняла наручники и путы и принялась рассматривать его коллекцию пилюль.

— Угощайся, — предлагает он, хотя мысли его далеко.

Он такой щедрый, думает она. Он ей нравится, по-настоящему нравится.

— Кто это? — спрашивает она. Он не может вспомнить имя.

— Сэр Попрыгунчик.

— Забавный.

— Да. — Можно, я его заберу?

Он не знает. Он как-то неопределенно машет рукой. Она решает, что это ответ «да», он хотел было возразить, да передумал. Он слишком устал.

Мистер Хоппингтон отправляется в ее сумку, его ухо грустно выглядывает наружу.

Детская игрушка, думает Джим. Ею играл маленький мальчик.

Она целует его и дает волю чувствам.

Бессонница становится еще хуже. Как только он закрывает глаза, он видит кролика. В его воображении он становится огромным, рядом с ним все остальное делается маленьким и незначительным. Лучше бы я отдал его в детский приют, думает он. Хотя бы так.

Мы так сильно врезались в воду, что я подумал, станция развалится.

Нас затрясло, завертело, от этого и меня, и Фантазию начало тошнить, ремни безопасности натянулись, без них мы бы вылетели из кресел. Из моего разбитого носа потекла кровь, я весь был в красных пятнах. Кошмар. Меня вырвало, Фан тоже. Она сидела с закрытыми глазами, пальцы скрещены — она молилась милосердным божествам. В ее понимании МБ были, видимо, какими-то буйными природными силами, которые определяли баланс между Полезным и Вкусным. Да здравствуют МБ! Я бы тоже помолился, если бы видел в этом смысл.