Ник Саган - Лабиринты рая

В воздухе кружатся бабочки.

Прекрасный день, все предусмотрено. Я шагал вдоль полей пшеницы, ячменя, кукурузы, тыкв. Очень много тыкв. Никто не следил за урожаем, конечно. Фермеры отсутствовали, как мое отражение в зеркале. Я постарался не обращать на это внимания. Мне пришла на ум какая-то мелодия, и я начал насвистывать ее. Интересно, я ее помню или сочиняю прямо на ходу?

Хриплое «кар-кар» заставило меня посмотреть на небо, но ворон я не увидел. Снова «кар-кар» — настойчиво, громко. Вон она: вылетела из-за деревьев, коричневая птица с хвостом, глаза красные, как рубины. Коричневая ворона. Полуальбинос, решил я. Очень редкая. Она разрезала воздух элегантными взмахами крыльев, кричала, показывая розовый язычок. Потом повернула в сторону, плавно заскользила в воздухе. Полетела к кукурузным полям. Может быть, я ее обидел? Налетел осенний ветер, подтолкнул меня, но тотчас стих. Я ускорил шаг.

Впереди плакучие ивы, красивое тенистое место, прекрасно подходит для семейного пикника. Правда, при условии, что ваша семья не очень привередлива.

Потому что место это — кладбище.

Ровные ряды, два на пять. Всего десять могил.

Десять.

Ирландские могильники — я знал, что они называются сидхи, — украшенные мелкой белой галькой, уложенной в память о почивших. На надгробиях надписи — готические буквы: Ш, Ф, X, И, Л, М, П, С, Т и В.

"X" означает Хэллоуин, рассудил я. "Л" — Лазарь.

Л — никаких проблем, но X — единственная открытая могила. Я осторожно подошел ближе, заглянул: оттуда на меня смотрел богатый деревянный гроб. Он был открыт. И пуст.

Добро пожаловать домой?

Я потратил несколько отвратительных минут, чтобы раскопать могилу, обозначенную буквой Л. Ни тела, ни гроба. Ничего. «Здорово!» — подумал я. Так и подмывало разломать что-нибудь, но бинты на руках несколько усмиряли мой пыл. Правда, руки уже не болели. Я машинально размотал повязку, погруженный в размышления. Посмотрел на них.

Костяшки пальцев полностью зажили.

Быстро, однако. Все, чего мне недоставало с точки зрения энграмм, я с лихвой наверстывал скоростью восстанавливаемости клеток.

Вытянув руки, я несколько секунд держал бинты над могилой, затем разжал пальцы. Они упали в гроб, чуть зашуршав, словно засохшие листья.

Я предполагал, что должен вспомнить этот гроб, но — ничего. И я подумал, что это очень хорошо, лучше и быть не может, я не люблю намеки. Наверное, есть вещи, о которых не стоит вспоминать.

Я коснулся рукой воображаемой шляпы, отдавая почести остальным могилам. Если кто-то наблюдал за мной в тот момент, жест, наверное, мог показаться довольно насмешливым…

Но я не хотел никого обижать.

Неотрывно глядя на стрелку компаса, я продолжил путешествие.

Скоро. Слишком скоро я обнаружил элегантную церковь. Ну конечно, кладбище всегда находится рядом с церковью, это вполне естественно. Но это была не совсем церковь. Чем ближе я подходил, тем больше убеждался, что она похожа на…

Похожа на собор.

Кажется, этот собор я уже видел. Он мне знаком, даже слишком.

Стрелка компаса все так же указывала на север.

Мне не нужно было проверять, открыто ли окно, которое я открыл для Уиспер. Можно назвать это шоком, духом противоречия, но я просто хотел убедиться. Когда мои ожидания подтвердились, у меня не было необходимости лезть на второй этаж, чтобы еще раз увидеть окровавленные осколки в раковине, но я это сделал. Я проверил.

Каким-то необъяснимым образом я снова попал в этот дом.

Тогда мне пришло в голову, что я блуждаю здесь, как Алиса в Зазеркалье. И я опустился на колени. Я изрыгал проклятия. Все это было дьявольски нечестно. Мне хотелось кричать. Мне хотелось свернуться клубком. Мне хотелось убить кого-то, того, кто все это сделал. Мне хотелось вернуть свою память.

Мне хотелось, хотелось, хотелось…

И тут меня словно кто-то ударил. Вмиг все стало предельно ясно.

Это была не совсем память, скорее ощущение, оно возникло внутри меня, бессознательное, мощное. Я не мог от него ни убежать, ни скрыться. И понял я следующее.

Что-то должно произойти, что-то ужасное. Нечто, что не выразить словами. На его фоне все мои проблемы стали ничтожными. Если я не вспомню, кто я такой и что со мной произошло, очень скоро ничто не будет иметь смысла, потому что всему придет конец. Это «что-то» ускользало от меня, но я знал, что оно огромно, знал, что, когда придет «конец», приближение которого я осознал сейчас, ангелы будут рыдать. Я чувствовал это каждой частичкой своего тела, знал куда лучше, чем самого себя сейчас. И еще кое-что я осознал почти сразу. Знание это всплыло из глубины моего подсознания, как дохлая рыба со дна пруда: моя жизнь в большой опасности.