Ник Саган - Лабиринты рая

Остановка дыхания во сне, подумал я. Тело по-разному контролирует дыхание во сне и при бодрствовании, иногда происходит сбой, и ты перестаешь ды…

У меня нет такой болезни.

Я впился ногтями в ладонь. Больно.

И?

Это ничего не доказывает.

Замечательно — сплю или не сплю? Что? Только посмотрите, я начинаю сомневаться в происходящем, а ведь я здесь всего несколько…

Сколько времени я здесь?

Время останавливается, когда тебя закопали. Нет ориентиров. Все равно что в одиночной камере. Дефицит сенсорных ощущений. Небытие надвигается на тебя, кажется, что ты жил здесь всегда. И всегда будешь жить здесь.

— Нэнни, который час?

Ее нет.

— Нэнни, как долго я здесь нахожусь?

Ни-ни.

— Сколько, Нэнни Поппинс? Который час?

Я принялся считать.

Одна Миссисипи, две Миссисипи, три Миссисипи…

Хоть что-нибудь считать.

… Четыре аллигатора, пять аллигаторов, шесть аллигаторов…

Что угодно. Лишь бы было начало и был конец. Если бы я знал, как долго он намерен держать меня здесь и сколько времени уже прошло…

… Семь гиппопотамов, восемь гипотенуз, девять гипоталамусов…

«Нет, у меня не получается, — сдался я, выдавливая из себя подобие улыбки. — Я пассажир на борту авиалайнера, я не в пилотской кабине, и если самолет разобьется, я ничего не смогу сделать. Только довериться судьбе».

Довериться судьбе и довериться Богу.

К сожалению, если не веришь в Бога, то выходит, что лайнером не управляет никто.

«Здесь не так уж плохо, — уговаривал я себя, — если забыть, что это гроб».

Когда снова увижу Маэстро, подумал я, я рассмеюсь ему в лицо. Скажу, что для меня это было пустяком. Он не сможет насладиться победой. Никто не сможет.

«Потому что смерть — часть меня, детка, я с ней родился, вырос, это мой терновый куст, как говаривал Братец Кролик. Родился и вырос. Могу еще раз повторить. На этот раз, стоя на голове».

А потом я его сотру.

Да я уже стер тебя, Маэстро.

Я заменю тот файл-стрелялку. Каждый раз, входя в ГВР, я смогу всадить пулю ему в голову и смотреть, как он зеленеет…

Нет, забудь об этом. Если уж я выйду отсюда, я ни за что не вернусь. Никогда. Здесь опасно. Похоже, опасной стала ГВР в целом. С 2001 года Маэстро саморазвивался в HAL.

HAL против Хэла.

И зачем мои родители отправили меня в эту школу, в которой запросто можно погибнуть? Что с ними? Почему их нет со мной?

А главное, где мой колокольчик? Разве у меня не должно быть колокольчика?

Не исключено, что это всего лишь легенда… про колокольчик…

Когда на английских кладбищах стало не хватать места, гробовщики начали использовать древние захоронения. Раскапывая старые могилы, чтобы делать новые, на крышках некоторых гробов они обнаружили царапины изнутри. Может быть, иногда мы хороним людей заживо?

Тогда родилось решение: к каждому трупу привязывалась веревка, через дырку в обшивке гроба веревка шла наружу, а там к ней приделывался колокольчик. Если кто-то в гробу просыпался, он мог позвонить в колокольчик.

Спасен колокольчиком!

Но здесь нет ни веревки, ни колокольчика.

И нет красавицы [6].

Что сейчас делает Симона? Преследует ли ее Маэстро?

Самонадеянно думать, что я единственная жертва его ярости. Она ходила в любимчиках, но ведь у нее тоже был перебойник. И Маэстро это знает. А этот выродок придерживается принципа равных возможностей, он мог закопать и ее, и Меркуцио, и Тайлера — всех.

Но зачем так ограничивать себя? Почему только закапывать? Ты закапываешь только гробовщика. Тай баловался наркотиками, почему бы не накачать его героином? Обстрелять Меркуцио стрелами или повесить. А Симона? Симона — Ипатия, с нее можно содрать кожу с помощью морских раковин.

Таков ли ход его мыслей?

Много ли придумал он испытаний для нас?

Что бы он ни сделал с ней, это будет на моей совести, ведь это я дал ей прибор.

Вот черт!

Ладно, может ей удастся перехитрить его. У нее ум острый как бритва.

Безусловно, мы все отсюда выберемся. И мы предъявим коллективный иск Гедехтнису. Это сблизит нас. Мы вместе уедем. На прекрасный настоящий остров. Например, на Фиджи, где ГВР появится только через много-много лет. Она будет врачом, а я — не знаю, чем я буду заниматься, — но мы будем счастливы там… нам будет спокойно… и…

Мы посмотрим друг другу в глаза…

Я впился ногтями в деревянные стенки гроба: я размышляю о будущей жизни с девушкой, которая считает меня неприятным человеком.

Кем я, черт побери, себя вообразил?