Альфред Бестер - Одинокий Адам

Но сейчас все было абсолютно бессмысленно.

И не успел он об этом подумать, как один из кусков мяса с шерстью будто ожил.

Под пальцами Дункана появились знакомые очертания.

Затаив дыхание, Дункан нагнулся над ним, не веря своим глазам, даже не желая им верить, в глубине души надеясь, что они обманули его.

Но глаза его не обманули. Ошибиться было нельзя. Кусок мяса обрел форму детеныша крикуна — ну, может, не детеныша, но миниатюрного крикуна.

Дункан откинулся назад и покрылся холодным потом. Он отер окровавленные руки о землю. Он спрашивал себя, чем же были другие куски, лежавшие у огня.

Он попытался придать им форму какого-нибудь зверя, но это не удалось. Они были слишком изуродованы пулями.

Он собрал их и бросил в огонь. Потом поднял ружье и обошел костер, уселся спиной к стволу, положив ружье на колени.

Топоток маленьких лап, вспомнил он, словно тысячи деловитых мышат разбегаются по кустам. Он слышал их дважды. Один раз ночью у водоема и сегодня ночью снова.

Что же такое Цита? Разумеется, она не имеет ничего общего с обычным зверем, которого он считал, что выслеживает.

Зверь-муравейник? Симбиотическое животное? Тварь, принимающая различные формы?

Шотвелл, который в таких делах собаку съел, может, и попал бы в точку. Но Шотвелла здесь нет. Он остался на ферме и, наверно, беспокоится, почему не возвращается Дункан.

Наконец сквозь деревья просочился рассвет — мягкий, рассеянный, туманный, зеленый, под стать пышной растительности.

Ночные звуки затихли и уступили место звукам дня — шуршанию невидимых насекомых, крикам скрывающихся в листве птиц. Где-то вдали возник гулкий звук, словно пустая бочка катилась вниз по лестнице.

Легкая прохлада ночи быстро растаяла, и Дункана обволокла влажная жара, безжалостная и неутомимая.

Идя кругами, Дункан нашел след Циты в ярдах ста от костра.

Зверь уходил быстро. Следы глубоко вминались в почву, и расстояние между ними увеличилось. Дункан спешил как только мог. Хорошо бы припустить бегом, чтобы не отстать от Циты, потому что след был ясно виден и свеж.

Но это было бы ошибкой, сказал себе Дункан. Слишком уж свежим был след, слишком ясным, словно животное старалось вовсю, чтобы человек его не потерял.

Он остановился, спрятался за ствол дерева и стал разглядывать следы впереди. Его руки устали сжимать ружье, и тело было слишком напряжено. Он заставил себя дышать медленно и глубоко. Он должен был успокоиться. Он должен был расслабиться.

Он разглядывал следы — четыре пятипалых углубления, потом широкий промежуток, затем снова четыре пятипалых следа. И земля в промежутке была ровной и девственной.

Пожалуй, слишком уж ровной. Особенно в третьем промежутке. Слишком ровной, и в этом было что-то искусственное, словно кто-то разглаживал ее ладонями, чтобы заглушить возможные подозрения.

Дункан медленно втянул воздух.

Ловушка?

Или воображение разыгралось?

Если это ловушка, то, не остановись он у дерева, он бы в нее угодил.

Он ощутил и нечто иное — странное беспокойство, и поежился, стараясь разгадать, в чем же дело.

Он выпрямился и вышел из-за дерева, держа ружье наизготовку. Какое идеальное место для ловушки, подумал он. Охотник смотрит на следы, а не на промежуток между ними, так как это ничейная земля, ступать по которой безопасно.

Ты умница, Цита, признал он. Умница Цита!

И тут он понял, чем вызвано ощущение беспокойства. За ним следили.

Где-то впереди затаилась Цита. Она смотрит и ждет. Она взволнована ожиданием. Может быть, она даже еле сдерживает смех.

Он медленно пошел вперед и остановился у третьего промежутка между следами. Площадка впереди была ровнее, чем ей следовало быть. Он был прав.

— Цита! — позвал он.

Голос прозвучал куда громче, чем ему хотелось, и он застыл, смущенный этим звуком.

И тогда он понял, почему голос его звучал так громко.

Это был единственный звук в лесу.

Лес внезапно замер. Замолчали птицы и насекомые и вдалеке пустая бочка перестала катиться по лестнице. Даже листья замерли, перестали шуршать и бессильно повисли на стебельках.

Во всем ощущалась обреченность, и зеленый свет перешел в бронзовый.

Свет был бронзовым!

Дункан в панике огляделся. Прятаться было негде.

И прежде чем он успел сделать хоть шаг, налетел скун и неизвестно откуда возник ветер. Воздух наполнился летящими листьями и сором. Деревья трещали, скрипели и раскачивались.

Ветер повалил Дункана на колени, и, стараясь подняться, он вспомнил — словно вспышка его озарила, — каким он видел лес с вершины обрыва: кипящая ярость урагана, бешеное верчение бронзовой мглы, деревья, вырванные с корнем.