Вячеслав Рыбаков - Пробный шар

Солт хрипло рассмеялся.

Значит, выбрать логически нельзя в принципе. Для этого нужно заранее знать либо универсальные аксиомы — это невозможно, даже если они есть, — либо конечный результат обусловленных выбором действий. Это тоже невозможно.

А ведь если я не могу понять, что делать, значит, я… не вполне верю в моральные аксиомы моего народа… значит, в городе что-то неладно! Так это могут понять Сокровенные!

Но разве это, напротив, не доказательство перспективности — отсутствие тупой самоуверенности, критический подход к себе и к миру?

У тебя нет времени! Пауза в тупике — не в твою пользу! Думай быстро и правильно!

Значит, брось думать!

И зачем только я полез в этот сундук.

Для Сокровенных любопытство — достоинство?

Не смей думать об этом!

Может ли быть так, что тот не заинтересовался сундуком?

Не смей, не смей об этом думать, слышишь? Этого нельзя знать!

Зачем я только в него полез…

Ну вот. Не можешь справиться с ситуацией и, как плохо воспитанный малыш, вместо того чтобы искать выход, начинаешь жалеть о содеянном. Уклонение от действий, пусть не обязательных, но расширяющих знание о мире, — признак трусости, нищеты духа!

Или организованности?

Надо идти. Пока я не сошел с ума, надо идти вперед.

А ведь тот, быть может, не колеблется. Идет с карабином на изготовку, уверенный, что поступил правильно и что я поступил так же… а если не так же, то и очень даже удачно, в противники дурак попался…

А ведь это недоверие — неоправданное, необоснованное, немотивированное недоверие к нему — тоже не в мою пользу. Почему это, собственно, я решил, что тот подлее меня? В глубине души, значит, я сам подлец? Не иду на подлость только боясь, что Сокровенные накажут…

Но разве не достоинство — осторожность?

Но разве не недостаток — трусость?

Если бы только смерть! Город!..

Солт уже знал, как это будет. Это будет вдруг. Но в короткое ускользающее мгновение, прежде чем мир погаснет, он успеет понять, что проиграл, что город его обречен, и все уже ясно, и все уже непоправимо.

Что станется с Жале во Внутренних мирах?

Почему ты задумался о Внутренних мирах? Ты, кажется, уже собрался проигрывать? Уже решил, что проиграл? Уже проиграл в душе?

А может, взять карабин с собой, только батарейку вынуть? Можно пугнуть, а повредить — нет…

Кого ты хочешь обмануть? Себя? Сокровенных? Это верх трусости, гнусности, бессилия: отказаться не хватает смелости, но и решиться нет сил, и начинаешь мелко, пакостно, половинчато изворачиваться…

Мне что за дело, как поступит мой враг? Мне не выгадывать надо, а жить, быть собой. Разве может быть одна мораль для друзей, другая — для тех, кого не знаешь? Не может. Значит, я должен доверять ему как другу. И ему будет хуже, если он обманет это доверие.

Пусть он меня убьет. Это подлость, я уверен. Его подлость погубит его город. Его, а не мой. Пусть он меня убьет!

Разве не достоинство — равный подход ко всем, соблюдение принципов всегда, с кем бы ни столкнула судьба?

Но разве не недостаток — неспособность к маневру, из-за которой распрекрасные принципы обращаются в благоглупость, порядочность в подлость, добро в зло — потому что приводят к поражению?

Это какой-то кошмар! Зацепиться не за что! Любое человеческое качество — любое! — в зависимости от ситуации может оказаться и хорошим, и плохим. Но ведь не мы выбираем ситуации, жизнь выбирает!

А почему, собственно, не мы?

И в самой грязной ситуации главное — не запачкаться, не изменить себе, остаться честным.

Хороша честность, если она отдает меня на милость чужака. Это не честность, а уход от ответственности — пусть думают, пусть действуют другие, я честный, эта ситуация не для меня!.. Дайте мне другую, поблагороднее, или я палец о палец не ударю… В гробу я видал такую честность!

Если бы я был умнее, я, быть может, придумал бы, как поступить. Если бы я был глупее, я, быть может, вообще бы не задумался. Но я такой как есть! И мне, мне решать!

А может, все мои муки — это лишь доведенная до предела растерянность раба, не могущего отгадать, чего желает хозяин? Как бы угодить? Как бы не проштрафиться? Чего изволите? А он не отвечает, усмехается молча и только поигрывает плетью…

В окно струились, влетали запахи леса — волна смолистого, волна медового…

Тут Солт вдруг понял, что как мишень стоит у окна.

Бревенчатая стена, казалось, рухнула на него — так стремительно прянул он в дальний угол, заросший лохмотьями паутины. Больно ударился плечом. Сполз на пол. Затравленно озираясь, вжался в стену спиной.