Иван Тропов - Крысолов

Рев удалялся, удалялся, удалялся… Неужели пронесло?

Вся усталость, скопившаяся за последние дни, навалилась. Этот безостановочный поход. А перед ним бой. А перед ним разведка… Экстази глушила усталость, но стоило дать телу расслабиться – лишь на миг, – и что-то в организме щелкнуло и переключило режим. Теперь даже остатки экстази в крови уже ничего не могли изменить. Все. Даже открыть глаза невозможно. Сама мысль об этом дика.

Да гори оно все синим пламенем! Никаких оглядок. Ни за что. Ни открыть глаза, ни малейшего движения мизинцем. Ни-че-го.

Все. Сон. И будь что будет.

А потом рев стал нарастать…

Черт возьми!

Стас открыл глаза. Алике тоже открыла глаза. Словно почувствовала взгляд. А может быть, грохот летящего вертолета ее выдернул из пропасти усталого беспамятства…

Она и до этого-то всего не была толстушкой. Жить весной в открытой клетке после зимы на халтурно составленном рационе, – кому оно надо выверять рацион, если этот зоопарк лишь прикрытие для фермы? – все это полноте тела не способствует.

А теперь, после этого марафонского забега, и вовсе ху-дющая. Чем-то неуловимо напоминает тех длинноногих существ, зовущихся моделями, – при взгляде на которых недоумеваешь, какая сила заставляет их морить себя голодом, скупо отсчитывая калории…

Рев нарастал – и вдруг стал удаляться.

Вертолет не возвращался, он просто делал очередной зигзаг змейки. Прошел дальше. Мимо.

Стас вдруг понял, что напоминал ему этот несчастный, какой-то удивленный взгляд Алике. Взгляд близорукой женщины, с которой неожиданно сдернули очки…

А потом провалился в сон. Рваный от усталости и всей этой суеты. Странный, причудливый, где розовые слоны ходили в очках, беззащитно улыбались – и вдруг кусались, как зебры…

Наверно, человек, измотанный до полусмерти, рухнувший на землю да так и забывшийся сном прямо в холодной грязи, – наверно, он должен проснуться от холода?

Стас прислушался к своим ощущениям.

Определенно на холод это не походило. Наоборот. Словно укутан каким-то чертовски теплым и тяжелым ватным одеялом, под которое насовали грелок. И еще очень пахнет сырой шерстью…

Но все равно открывать глаза не хотелось. Хотелось лежать, забыв обо всем…

Только где-то там, в центре Старого Города, полном пехоты, крыс и стрельбы, был Арни. Если еще был.

Стас открыл глаза.

Опять вечер… Черт возьми, сколько можно просыпаться вечером, а жить ночью? Крысолов, да. Но не крыса же!

Хотя это как посмотреть… Со всех сторон – по бокам, на ногах, на руках, на груди, за головой – и правда как одно большое, толстое шерстяное одеяло. Крысиные тельца. Метаболизм у них быстрый. Теплые-теплые маленькие живые грелки.

Прижимаются осторожно, равномерно, тщательно. Умница Роммель решил позаботиться о военачальнике?

Правда, самого Роммеля что-то не видно… Ага, вон он. Среди тех, кто заботливо обложил своими тельцами Серого. Сам Серый дрыхнет, как маленький ребенок. Раскинувшись, зачерпнув рукой и прижав к себе и Роммеля, и еще пару крыс, словно подушку.

Стас усмехнулся.

Кривовато. Смешно, конечно… И все же – словно укол ревности. Нет, конечно, ревновать крыс к Серому – это просто смехотворно. И все же малость обидно. Почему это Роммель греет этого обжору и сурка, а не своего хозяина? Непорядок.

– Так, господа…

Крысы, конечно же, не спали. Мигом разлетелись в стороны.

Роммель открыл глазки, пискнул на задвигавшихся было крыс, гревших Серого. Осторожно выполз из-под его лапы. Блин, ну просто заботливая женушка, а не крыса!

– Как обстановка? Пируэт, чуть ленивый после дремы. Чисто.

Стас дотянулся до рюкзака, размотал затяжки, достал, планшетку. Индикатор едва светится. Ладно, много и не надо…

Включил встроенный мобильник. Активировал определение координат. На экран планшетки выскочила карта центральной полосы. Вот отметка о местоположении.

Хорошо… А где наш схрон, подготовленный почти неделю назад, когда поход на Пензу только начинался? Н-да. Не так чтобы совсем пришли, но могло быть и хуже. Еще пятнадцать километров. Зато потом…

Но это потом будет. Пока же…

Стас выключил планшетку, пока аккумулятор совсем не сел. Поежился. Теперь, когда крысы не грели, сразу чувствовалось, что одежда под кевлариновым плащом насквозь мокрая. Если, конечно, эту чуть подсохшую грязь, местами похрустывающую, как корочка подгоревшего пирога, можно назвать водой… И еще очень хотелось есть.