- А это - Наденька! - Корсунский посторонился, являя взорам нахлебницу.
Наденька прекрасно слышала гудение Яненко. Вывод сделать ей было несложно - Валера будет поперспективнее Корсунского.
- Хоть бы отрекомендовал меня, - упрекнул Калганов, спеша припасть к дамской ручке.
Корсунский отрекомендовал столь блестяще, что Калганов, который дураком уже и в материнской утробе не был, сообразил, откуда вдруг такая любовь к нему со стороны заклятого приятеля.
Но игра забавляла его - и он предложил всем присутствующим пообедать у Дюссо.
- Я бы рад, но у меня сегодня сибиряки, - соврал Корсунский. - Сам понимаешь! Надюша, ты уже была у Дюссо?
- Нет, но много слышала, - сказала Наденька, сделав восторженные глаза и таращась на Калганова, как девочка-фанатка на раскрученную группу в полном составе. Она и сама удивлялась, до чего неотразим подобный взгляд, но раз глупым мужчинам для полного счастья требуется именно тупое восхищение, Наденька его предоставляла в полном объеме.
- Поскорее, пожалуйста! - крикнул от своего пульта оператор. - В канале еще три машины!
Оказалось - референт-телохранитель, сопровождавший Калганова, завозился в салоне. Он выскочил, и тут же двери обоих боксов закрылись.
- Сергеич! Сани к подъезду! На две и на три персоны! - сказал оператор в микрофон. - Господа, вас когда ждать?
- Через полтора часа, - первым отвечал Шалганов.
- Часа через два, - вместо Корсунского выпалил Яненко. Таким образом он подтверждал свое вранье насчет сибиряков, которые меньше за столом не сидят, и вынуждал Наденьку возвращаться назад хоть с Калгановым, хоть с чертом лысым! Но только не с Корсунским.
Пока поднимались на лифте, а потом - по широкой лестнице с дубовыми перилами, Наденька как-то так незаметно оказалась рядом с Калгановым, и при выходе на свежий воздух уже держала его под руку.
- Добро пожаловать, ваше благородие! - приветствовал огромный дворник с бородищей во всю грудь, в фартуке поверх тулупа и при положенной ему бляхе на груди. - Вон, Никита и Яша дожидаются!
Из заиндевевшей фальшивой бороды возле самого рта торчал черненький шарик микрофона.
Корсунский и Яненко направились к саням, сели и позволили извозчику укутать их ноги ковровой полостью. Наденьку они благополучно сблагостили и она для них более не существовала.
Да и многое для них сейчас не существовало. Ибо они наслаждались.
После искусственного света в банке "Аскольд", в гаражах, в машине, после стерильной, дезодорированной и потому припахивающей какой-то медициной атмосферы они оказались под отчаянно голубым небом, под сверкающим солнцем, вдохнули морозный и ароматный воздух.
- Что, Никита, овес не вздорожал? - спросил Корсунский извозчика.
- Вздорожал, Александр Артурыч! - весело отвечал красивый парень, и ясно было, что врет, но белозубая улыбка сияла такой несокрушимой искренностью, что рука Корсунского сама полезла во внутренний карман бобровой шубы, где нарочно для таких вылазок были отдельно крупные банкноты, а отдельно - мелочь.
- Довезешь до Тестова с ветерком - двугривенный дам! - пообещал он.
О том, что Никиту с Яшей и еще человек пять извозчиков станция нанимала помесячно, платя им хороших деньги, Корсунский как бы и знать не знал, ведать не ведал, да и Никита принял двугривенный как должное. Охота барину баловаться - его воля!
У самого знаменитого трактира вышла неурядица.
- Гляди, Чижов! - сказал Яненко. - На своем рысаке! Придержи, Никита!
И вовремя он это сказал - что-то такое стряслось у самых дверей, то ли баба испугалась оскаленной морды крупного серого жеребца и отмахнулась от нее пестрой варежкой, то ли дитя, ведомое нянькой, исхитрилось подуть в жестяной рожок. Жеребец вскинулся, пошел боком и сбил с ног чинного старичка, по неразумию именно тут пережидавшего, когда можно будет рысцой пересечь Воскресенскую площадь.
Нашлись добрые люди, повисли на оглоблях и поводьях, оттянули жеребца в сторону, а другие добрые люди помогли старичку подняться. Чижов, толстенный старик гренадерского роста, уже успел выйти из санок и подошел к пострадавшему. Тот пытался ступить на левую ногу и не мог - скорее всего, вывихнул лодыжку, но, возможно, и сломал.
- Вот тебе за увечье, - сказал купец, доставая кошелек и отсчитывая четыре банкноты. Имелось в виду, что на сем дело и заканчивается, никаких претензий облагодетельствованный старичок иметь уже не должен.
Бедолага взял деньги и уставился снизу вверх в широкое лицо купца.
Читать дальше