Когда я баллады писать перестану, меня нарисуйте на том потолке - я в строй, как положено, стану с веселым тромбоном в руке.
Я - ангел с тромбоном в мундире зеленом. Устав ожидать, обещать и любить, под пороховым небосклоном
я буду атаку трубить.
БАЛЛАДА О СОРАТНИКАХ
Дерутся люди на войне плечом к плечу, а в жизни я спиной к спине стоять хочу.
Когда ко мне крадется враг, подлец и скот, его подхватит твой кулак на апперкот.
Когда ползет к тебе сквозь тьму нечистый сам, ребром ладони я ему автограф дам.
Но, в ожиданье новых бед и новых драк, мы ровно десять тысяч лет стоим вот так.
И ты забыл, незримый друг, наш первый час, и ласку губ, и ласку рук, и ласку глаз.
А я забыла наш апрель в садах ночных,
и как густеет жаркий хмель в глазах твоих.
Но, если наш совместный бой придет к концу, то разминемся мы с тобой лицом к лицу.
Так лучше нам забыть каприз далеких лет.
Вот так стоим, вот так срослись, разлуки - нет!
И если снова воевать тебе и мне,
так что ж, ведь нам не привыкать - спиной к спине...
БАЛЛАДА О БЛАГОРОДНОМ КОРОЛЕ
из рассказа "Бессмертный Дим"
Много дней и ночей, много весен и лет восседали на карточном троне благородный король, и красавец валет, и лукавая дама в короне.
Но с тех пор, как вращается наша земля, многим дамам назначено это: избирает в супруги она короля, а целует красавца валета.
Но и в карточном царстве случается боль, и томят-угнетают невзгоды. Погрустнел, помрачнел благородный король и ушел навсегда из колоды.
Ни сыграть, ни сгадать на колоде моей. У валета дрожит алебарда: понимает, подлец - замещать королей не годится столь мелкая карта.
Ты поди замени благородство и честь своенравного верного друга!
А в постель к королеве случайно залезть - невеликая, братцы, заслуга.
Если хочешь финала - так вот он, изволь.
Но услышишь и вдруг промолчишь ты...
... Не встречался ль тебе синеглазый король, в седине и с повадкой мальчишки?..
БАЛЛАДА О ЧЕТВЕРТОМ ВЕТРЕ
Четыре ветра - золотой и синий, зеленый и бесстрастно-белоснежный, прислушиваясь, крылья опустили.
А я играла им на клавесине сиреневую нежность...
И ветер золотой пожал плечами
и с крыльев отряхнул пылинки вальса.
- Боюсь, друг друга не поймем мы с вами, совсем в другой я обитаю гамме, - сказал он и умчался.
Сказал зеленый ветер: - Непонятно, к чему все эти символы и тени! - и полетел, мальчишка безоглядный, туда, в июньский вечер беззакатный, туда, к живой сирени!
А синий ветер был прощально светел, впитав всю грусть, что отзвенела, тая.
- В моих морях такого я не встретил,
но должен кто-то грустным быть на свете, - сказал он, улетая.
Лишь белый ветер промолчал сурово.
Но не бросался он в полет безбрежный.
Он словно ждал иного... да, иного...
Над клавесином зацветала снова сиреневая нежность
и белый ветер задрожал от муки.
Не мог он больше жить на маскараде, а с собственною музыкой в разладе! Я прямо с клавиш опустила руки в серебряные пряди...
БАЛЛАДА О МЮНХГАУЗЕНЕ
В переулки вплывала речная прохлада
и таял безветренно день,
и взлетала с террасы висячего сада
в вечернее небо сирень.
Старый город грустил о наивной отваге, которою сказка горда
ах, о том чудаке, фантазере, бродяге, что в жизни не лгал никогда.
Вдоль террасы скользил силуэт полустертый - в сиреневом был парике.
Все как должно - лядунка, мундир и ботфорты, и профиль повернут к реке.
Сад парил, опершись о кирпичные своды, синь глаз просверкнула в упор.
Ты сказал: "Берегись, я ведь той же породы - бродяга, чудак, фантазер..."
Я услышала - трудно придется со мною...
И был ты, конечно же, прав.
Но ворвалось мне в душу иное, иное, рассудок, увы, обогнав!
Там, в высоком, сиреневом, влажном тумане, внезапный и мой, как звезда, засветился бессмертный осколок преданья о том, кто не лгал никогда...
БАЛЛАДА О ХАЙЯМЕ
В буфете был интимный полумрак, стыл кофе в нежных чашечках...
Итак - что вы ответили корреспонденту,
Хайяма вслух читающий чудак?
Шла киносъемка где-то вдалеке.
Клубком свернулось время на руке и замерло, и слушало Хайяма на нервном незнакомом языке.
Буфет, кинозвезда, корреспондент, и этот затянувшийся момент - кусочек звездной вечности Хайяма... Но нас нашел сердитый ассистент!
Мы поняли одно - скорей, скорей!
"Беги!" - "Бегу!" - и быстрый скрип дверей. И, ощутив отсутствие Хайяма, проснулось время на руке моей.
... О розе петь отрадно соловью,
Читать дальше