Нелл Уайт-Смит - Лис, который раскрашивал зори (сборник)

Глядите − вот есть механоиды − их жизни скоротечны и порой не подвластны им. Многим из нас так сложно выразить чувства словами или жестами, или даже рисунком. И мы − живые мыслящие существа, мы можем создавать − мы можем творить, и наша немощь может быть выражена, отражена, может стать реальной таким бесчисленным множеством прекрасных, удивительных способов… мир − это огромный часовой механизм и всё важно в нём − каждая складочка на ножках карапуза, каждая морщинка на старческих руках. Но только если мы поделимся этим с кем-то ещё. Что стоит самое гениальное открытие, если о нём так никто и не узнал?..

И поэтому я должен раскрашивать зори − это важно − это часть бесконечного прекрасного водоворота выражения чувств. Такие как я, дают слово немым, возвращают слепым дар видеть − мы… мы делаем этот мир более завершенным. И Сайрика понимала это, она понимала меня, но отчего же так доконали её наши разлуки? Неужели же не верила она в глубине своей души, что я люблю её? Мне стало холодно и страшно от этой мысли, я вдруг подумал опять, что никогда уже не поцелую её между механических пальчиков.

Дивен положил мне руку на плечо, я взглянул на него, сокрушенно и виновато вздохнул, и улыбнулся. Там, внизу, погребальный костёр зажегся. Теперь нужно было успокоиться, подумать о вечном. Расслабиться. Всё удалось.

Огонь танцевал, пожирая тело великого мечтателя, с которым я никогда уже не познакомлюсь. Оранжевые языки пламени танцевали как мучимые ветром огромные шелковые шали. Вверх и вверх летели искорки и прогорали посреди парящего в небе города.

Внезапно загорелось ещё несколько костров. Языки огня начали перепрыгивать с одного двора дома на другой словно струи воды танцующих фонтанов. Они разгорались и гасли безвредно для города, переплетались в воздухе, словно танцоры, ласкали друг друга, как преступные любовники, пожираемые страстью. Несколько домов, оторвались от своих привязей и устремились вбок, меняясь местами постепенно уходя вверх, их ловили другие цепи и подтаскивали вниз в такт музыке. Танцующий город исполнял последний прощальный вальс для своего создателя, скользя по воздуху в сари из огня и ветра.

Я поперхнулся чаем, и прохрипел:

− Вниз! − закашлявшись, я не смог продолжить дальше фразу, которую хотел выстроить нецензурно. Дивен услужливо похлопал меня по спине, я прокашлялся и заорал уже во всю глотку, кинувшись к мостику, − Вниз, Рек, вниз!

Нужно сказать, что парень меня опередил, и уже выполнял то, что я только хотел ему приказать.

Дивен и, сброшенная Реком с колен, Вай-Вай что-то у нас пытались выяснить, глядя, как мы опускаем судно, но что тут объяснять − огненная феерия, не место для дирижаблей − у нас под оболочкой − легко воспламеняющий газ, и не важно, что за дирижабль − большой или маленький − Лёгкая или Энкорра − огонь − это смерть для судна и возможно − для экипажа.

Кстати, об Энкорре − я глянул на них − ребята также начали снижаться. По моей просьбе, Дивен проглядел все присланные нам бумаги, об огненной феерии не было сказано ни слова. Нас не предупредили, а мы остались в воздухе, на всякий случай. Случайность ли это была, небрежность, или город точил на ПОРЗ зуб − я не знаю, но мы были в опасности.

Спуститься для дирижабля − простая задача, но город под нами постоянно менялся − здания перемещались вверх, вниз, вправо и влево, и мы, так получалось, плыли посреди городских улиц и сполохов огня. Энкорру я потерял из виду, и волновался за дирижабль.

На Лёгкой, не считая музыки, приглушенно доносившейся снаружи, была относительная тишина − только моторы работали. Все, должно быть закрепились, как могли, и смотрели, как я правил. Оставалось немного, когда я услышал тот звук, который не нравился мне раньше. Я отправил Река смотреть что с мотором, но раньше, чем парень добрался до него, неприятный тон перешел в скрежет. Руки мои похолодели, а потом наступила настоящая тишина.

− Сдох! − крикнул Рек из моторного, − мастер, мотор умер! − погребальные гимны бросились в гондолу на место звуков двигателей.

Нас несло безумными ветрами от танцующих зданий. Я мог только править, но уже не выбирать куда плыть. Пальцы стали каменными. Внезапно, прямо перед нами вынырнула из сужавшегося переулка Энкорра, нас понесло на неё, ребята попытались уйти выше, и я с ужасом увидел, как огненный поток направляется к их оболочке. Я смотрел на это совершенно молча, недвижимо.

И прекрасный большой дирижабль вспыхнул, как факел. Оболочка Энкорры обладала несколькими независимыми отсеками, которые сейчас изолировались друг от друга с помощью автоматических аварийных клапанов. Потому оболочка загорелась не вся, но судно начало терять высоту − весь личный состав погибнет, если не освободить гондолу и не замедлить падения.